я фрукт, я фрукт, питательный продукт ©
Название: Неестественный отбор
Автор: Gru.Sha
Альфа-бета-гамма: .Аль.
Бета: sasta
Размер: макси
Статус: в процессе
Жанр: научная фантастика, антиутопия, детектив
Рейтинг: R
Примечание: смерть персонажей
Саммари: В Сантории, где власть поделена между шестью Корпусами, осуждённых ставили перед выбором: либо они отбывали свой срок в полном объёме в государственной колонии, либо же отправлялись в Экспериментальный Корпус всего на один год, где на них испытывали экспериментальную продукцию. Бен Галлахер сознательно сделал свой выбор в пользу ЭК, но мог ли он представить, чем для него это обернётся.
Когда Бен вернулся в комнату после утреннего душа, три пары глаз настороженно уставились на него, не успел он переступить порог, а из-за двери сортира, откуда доносился плеск воды, показалась голова Матео. Увидев же Галлахера, заключённые в лице близнецов, Стефа и Нильса вернулись к своим занятиям – они явно ожидали кого-то другого.
– Я не вовремя? – поинтересовался Бен, промокая ещё влажные волосы полотенцем.
– Мы думали, это Батлер, – пояснил Луис. Он где-то раздобыл головоломку из металлических колец, и сейчас лениво крутил её в руках, развалившись на своей койке.
– Вы настолько по нему соскучились?
– Нет, просто убиваем время.
Шум воды вскоре стих, и из сортира появился Матео, который держал в руках два белых носка – бережно, двумя пальцами, словно настоящую реликвию.
– Видишь ли, – начал он, пока Бен искал в своей тумбочке дезодорант. – Наш друг Пейси вчера утром решил носочки простирнуть, а они – вот беда! – до сих пор «не могут высохнуть».
На этих словах Матео развесил мокрые носки на парапете кровати Пейси, любовно разгладив складочки и похлопав по ним сверху рукой, будто ребёнка перед сном.
Бен усмехнулся. Было в этом ребячестве даже что-то умилительное.
– И это работает?
– Ещё как, – ответил Сантьяго, проследовав к своей кровати.
Стеф хмыкнул и покачал головой, словно чванливый дед, сетующий на соседскую детвору, а Нильс Ландау, улыбнувшись, закатил глаза. Как и в день прибытия новичков, он сидел на верхней койке, скользя по доске шахматными фигурами.
Не успел Матео опуститься на свою кровать, как дверь в комнату открылась, и на пороге показался розовощёкий Пейси с торчащим изо рта яблоком. Сокамерники тут же украдкой бросили на него внимательные взгляды, в остальном продолжая невозмутимо заниматься своими делами. Ничего не подозревая, Пейси Батлер направился к своей койке. Он с хрустом откусил от яблока, плюхнулся на матрас и, громко зачавкав, протянул руку к парапету кровати, где висели носки.
– Что ж они не высохнут никак, – вполголоса пробубнил Пейси, раздражённо откинув назад голову.
– Да влажность тут пиздец просто, – так же недовольно выдохнул Матео, для пущей убедительности обмахиваясь журналом с непроницаемым выражением лица.
Бен переглянулся с Нильсом, и оба едва не прыснули, с трудом сдерживая смех за сомкнутыми до боли губами. Актёрскому таланту Матео можно было только позавидовать – настолько естественно это прозвучало из его уст.
– Ладно, пойду и я простирну, – усмехнувшись, сообщил Луис, ни к кому конкретно не обращаясь.
Он сгрёб свое грязное белье в один большой комок и направился к выходу, а когда собирался потянуть за дверную ручку, едва не столкнулся лбом с Лиамом, который в тот же момент переступил порог комнаты. Луис неподвижно замер перед Фобером, прижимая к груди свои пожитки, словно самое дорогое, что у него было. Лиам, судя по всему, тоже оторопел от такой внезапной встречи. Несколько секунд заключённые так и стояли друг напротив друга, а затем Луис, отступив назад, резко швырнул своё бельё на пол и, вытянув вверх руки, в ужасе воззрился на Фобера.
– Бери всё, что хочешь, только не стреляй!
Тут уж присутствующие не выдержали и зашлись заливистым хохотом, даже Стеф не сдержал ухмылки. Стоило ли говорить, что громче всех как всегда гоготал Пейси.
Лиам терпеливо смотрел на Луиса, который ехидно посмеивался вместе с остальными.
– Первые шесть раз, может, это и было смешно. Но седьмой? Серьёзно?
– Это становится классикой, а классика не выходит из моды, – пожал плечами Луис, собирая с пола своё грязное бельё.
Когда он скрылся за дверью, Лиам покачал головой и, вооружившись всё тем же томиком в зелёной обложке, растянулся на своей койке.
Бен вновь переглянулся с Нильсом.
– Кто выигрывает? – Галлахер кивнул на доску.
Нильс улыбнулся:
– Патовая ситуация.
– Составить тебе компанию?
– А ты умеешь играть? – удивлённо округлил глаза Ландау, чьё лицо буквально просияло от такого предложения.
– Немного.
Нильс придвинул к себе доску, освобождая на койке место для Бена, и, смахнув фигурки, принялся нетерпеливо расставлять их по новой.
– Из наших никто не умеет, – кивнув на сокамерников, с досадой произнёс Нильс, когда Галлахер вскарабкался на верхний ярус и сел напротив.
– Я всё слышу! – тут же отозвался Матео.
– Да я тоже не гроссмейстер, – усмехнулся Бен, почесав затылок, а затем добавил чуть тише: – Когда отец был жив, мы довольно часто играли, а после его смерти я ни разу не притронулся к шахматам.
Нильс поднял на него глаза, отвлекаясь от фигурок, и смерил сочувствующим взглядом.
– Давно его не стало?
– В июне будет год.
– Болезнь? – аккуратно поинтересовался Ландау.
Бен покачал головой:
– Не справился с управлением на «серпантине» и вылетел в море. По крайней мере, по официальной версии полиции. Его машину нашли у подножия горы, она разбилась о камни.
Воспоминания, как скользкие холодные змеи, незамедлительно просочились в его мысли выцветшими картинками и хриплым голосом дяди Дэррила, воскресным утром сообщающим Бену по телефону о случившемся. Но он настойчиво дал им отпор – возвращаться в то время ему сейчас совсем не хотелось.
– Мне очень жаль, – робко выдавил Нильс после небольшой паузы.
– Мне тоже, – так же тихо ответил Бен, а затем мотнул головой и, глубоко вздохнув, посмотрел на Ландау с улыбкой. – И кого ты обыграл в шахматы, что загремел сюда?
Нильс поправил на носу интерактивную оправу и хитро усмехнулся. Только сейчас Бен заметил, что лицо его щедро усыпано веснушками, словно мелкой шоколадной крошкой. С тёмно-русыми волосами, которые на солнце отливали медью, смотрелись они вполне органично и ничуть не портили юношу.
– Никого, – деловито ответил Нильс и передвинул пешку. – Всего лишь взломал сервер одной компании. Очень серьёзной компании. И слил данные конкурентам.
– Как, и им это не понравилось?
– Можешь себе представить?
Бен рассмеялся, переставляя вслед за Нильсом шахматную фигуру.
– А ты за что сюда попал?
– Ограбление банка. Не очень-то удачное, как видишь, – честно ответил Галлахер.
Пейси с соседней койки ухмыльнулся, всё ещё обгладывая яблоко.
– А ты обратись к Лиаму, он для тебя мастер-класс проведёт.
– Исходя из того, что мы оба сидим в ЭК, особого смысла в этом нет, – не отвлекаясь от игры, пробормотал Бен.
Он тут же представил, каким взглядом Фобер одарил бы его, если бы попадал в его поле зрения, но с нижнего яруса не донеслось ни звука.
– Долго тебе ещё оправу носить? – поинтересовался Бен у Нильса спустя пару минут.
– До конца недели.
– И как впечатления?
– Неплохо, – признался Ландау, и было заметно, что он и правда приятно удивлён. – Хотя глаза под конец дня немного устают.
– Насколько плохое у тебя зрение?
Нильс повёл плечами:
– Сейчас ещё более-менее, в оправе я вижу почти безупречно. А вот до коррекции зрения я был практически слеп.
– Тебе сделали коррекцию в Корпусе? – в очередной раз изумился Бен.
– Ага, на второй неделе моего пребывания здесь.
– А такая операция не улучшает зрение полностью?
– Не знаю, – снова пожал плечами Нильс и усмехнулся: – Она ведь экспериментальная. Спасибо, что глаза не прожгла. Вообще, этот вид коррекции в несколько этапов проводят, насколько я знаю. Меня задействовали только в первом – ну, и на том спасибо.
– И то правда, – кивнул Бен, а затем изогнул бровь и непонимающе взглянул на Нильса. – Подожди. Если ты был почти слеп, как тебе в таком случае удалось взломать сервер?
На лице Нильса заиграла всё та же лукавая улыбка.
– Бетховен ведь создавал музыку, будучи глухим.
– Аргумент, – усмехнулся в ответ Бен, после чего опустил взгляд на шахматную доску и хмыкнул: – Ты смотри, и снова пат.
* * *
После медицинского осмотра по приезду в Корпус, в центральной башне Бен оказался только на второй неделе своего пребывания в лагере. Из сокамерников в выборку не попал только Нильс Ландау – видимо, на время тестирования интерактивной оправы в экспериментах его не задействовали. У остальных же обитателей комнаты 241 в координирующей таблице чернели маленькие буквы «ПП», чье появление никого особенно не смутило. Эксперименты с продуктами питания все считали чуть ли не самыми безобидным, несмотря на то, что и они, бывало, заканчивались летальным исходом.
На центральной арене башни было всё так же оживлённо – гремели контейнеры, шуршала упаковочная плёнка и страницы документов, гудели голоса, гулким эхом взвиваясь к верхним этажам. Была здесь, судя по всему, какая-то особая акустика – все звуки, рождавшиеся в самом сердце здания, смешивались в один неразборчивый сгусток, из-за чего подслушать чужие разговоры было практически невозможно. Создавалось впечатление, что центральная арена никогда не погружалась в тишину и молчание, даже ночью. Тут всегда кипела жизнь, и это сердце всегда билось.
Шеренга из пятнадцати заключённых плелась вдоль окружности арены в сторону лифта. Стеф Пламли, вышагивающий впереди Бена, бросил беглый взгляд на сержантов конвоя, которые традиционно сопровождали заключённых, ни на миг не сводя с них глаз. Повернувшись после к Родерику Гривзу, Стеф заговорщицки зашептал:
– Я вот что думаю.
Родерик вопросительно посмотрел на сокамерника, словно только сейчас заметив, что он идёт рядом.
– Если тому чудаку на пейнтболе так легко удалось взять заложника, как они не боятся, что, например, кто-то из нас попытается напасть на конвой? Они ж нас даже в «браслеты» не одели.
– А ты спроси об этом у сержантов. Они тебе с удовольствием всё разъяснят, – ухмыльнулся Родерик.
Стеф поскрёб пальцами лысину.
– Да просто нелогичная херня какая-то.
– Нелогичная? А по-моему всё логично. Вот ты устроил бы нападение на охрану?
– Нет, но кто-то же…
– Вот и я нет, – перебил его Родерик. – А я мотаю срок за убийство.
Стеф Пламли недоверчиво взглянул на сокамерника, но ничего на это не ответил.
– Допустим, ты нападёшь на сержанта. Ну сломаешь ему челюсть или руку. Или вообще убьёшь. И что ты с этого будешь иметь? – Родерик хмыкнул и покачал головой. – Да тебя просто убьют. Из ЭК ещё никому не удавалось бежать – по крайней мере, оставшись при этом живым – а других мотивов для подобного я что-то не вижу. Может, придурков тут хватает, но психопатов здесь точно нет. Психи у нас в Медицинском.
– Разговоры! – рявкнул вдруг один из конвоиров, и заключённые тут же умолкли, заодно прибавив в темпе. Интересно, что сержант прервал их только сейчас, будто всё это время тайком подслушивал разговор.
Бен мельком взглянул на Родерика. С их разговора на корте общаться им больше не доводилось, не считая пары-тройки формальных фраз, да и тот диалог закончился довольно неуклюже и скомкано. Наверное, амплуа убийцы просто никак не вязалось у Бена с парнем, показавшимся ему на первый взгляд вполне безобидным – насколько это было возможно, разумеется, – несмотря на то, что он прекрасно понимал, что для содеянного могли быть веские причины. В их общении с Родериком внезапно возник некий психологический барьер, который ничуть не радовал Бена, но который он пока не решался преодолеть.
Огромная хромированная коробка, которая по размеру могла сойти за полноценную комнату, невесомо взлетела вверх. На восьмом этаже двери распахнулись, и шеренгу провели по бесконечному коридору к одной из бронированных дверей, подобной той, у которой их ждала Магда Труффель в день прибытия. За дверьми таилось просторное помещение без окон, освещённое холодным светом люминесцентных ламп. Основную площадь здесь занимали ряды белых лакированных столов с металлическими стульями, за которыми уже сидели с полсотни других заключённых. На столах перед каждым подопытным были всего три предмета – небольшая бутылочка с какой-то кремовой жидкостью, бланк и шариковая ручка.
Прибывших заключённых работники Корпуса в белоснежных кителях рассадили по свободным местам, заполнив пустующие ряды. Одна из сотрудниц, светловолосая девушка с острым лицом и близко посаженными глазками, в двух словах обрисовала суть эксперимента, хотя и без этого всё было понятно. Тестировать – то есть выпить – предстояло новый модифицированный обезжиренный йогурт, после чего каждый подопытный должен был заполнить бланк элементарных вопросов из разряда «Как вы расцениваете вкус/запах/консистенцию тестируемого продукта?».
Первым из жителей 241-ой содержимое своей бутылочки осмелился влить в себя Родерик, который сидел по левую руку от Бена. Покрутив в руках свою с выведенным на стекле порядковым номером «19», Галлахер последовал его примеру. Йогурт оказался вязким, напоминающим перемолотый в порошок мел с лёгким привкусом каких-то фруктов. Одним словом, дрянь редкостная.
– Ну и пойло, – выплюнул Стеф, утирая губы рукавом робы.
Матео Сантьяго в свою очередь набрал полные щёки йогурта, прополоскал им рот и с напускным блаженством проглотил. Держа в руке бутылочку, словно бокал вина, и даже для пущей убедительности аристократически оттопырив мизинец, он обратился к сокамерникам:
– Ну-с, коллеги. И что вы можете сказать о данном образце? Лично я восхищён. Какой купаж, какой неповторимый оттенок, а эти едва уловимые нотки мускуса и кошачьей рвоты. Браво, просто браво!
По рядам заключённых прокатилась волна хохота. Бен тоже не воздержался от ухмылки, постукивая ручкой по бланку и размышляя над ответами. Краем глаза он заметил, что Луис Сантьяго, сидевший справа от него, художественно выводил по всей длине своего листка большими буквами слово «ДЕРЬМО». Луис с самого утра был не в духе – ходил хмурый, ни с кем особо не разговаривал, только скитался молча по Корпусу, погружённый в свои мысли. Видимо, с тех пор мало что изменилось.
Сантьяго оставалось нацарапать всего одну букву, когда та самая девушка с острым личиком подошла к Луису и, дождавшись, пока тот поднимет на неё взгляд, с хлопком положила перед ним чистый бланк.
– Вы не в цирке, заключённый, – холодно произнесла сотрудница, забирая и комкая исписанный лист. – Испортите ещё один бланк, и вас отправят в карцер.
Развернувшись на каблуках, девушка вернулась к своим коллегам, которые что-то обсуждали и заполняли бумаги за длинным столом напротив рядов с подопытными. Луис проводил её долгим пристальным взглядом, после чего горько усмехнулся и закачал головой, разглядывая чистый бланк перед собой.
– Как будто в этом есть какой-то смысл, – ворчал он себе под нос, выписывая ответы в отведённых для этого строках. На ручку при этом он надавливал так, что костяшки его пальцев заметно побелели. – Как будто к нашему мнению кто-то прислушается. Жалкая иллюзия значимости. Да вы этими писульками в параше подотрётесь!
Последнюю фразу Луис произнёс достаточно громко для того, чтобы привлечь внимание как остальных заключённых, так и вездесущих сержантов с сотрудниками Корпуса. В комнате повисло молчание, и десятки глаз воззрились на Сантьяго – одни с любопытством и непониманием, другие же настороженно. Блондинка с острым личиком вскинула голову, отвлекаясь от документов, и одарила Луиса предупреждающим взглядом, давая ему возможность успокоиться и призывая не создавать себе проблем. Между ними состоялась настоящая зрительная дуэль, за ходом которой с интересом наблюдали все присутствующие, и первым всё же отступил Луис. Он вновь уставился на чистый бланк перед собой и, яростно зачеркнув старые ответы, принялся выводить новые. Бросив мимолётный взгляд на его анкету, Бен заметил, что на этот раз они гласили «Вкуснее не пробовал», «Превосходно» и «Высший класс!».
Напомнить о себе вновь йогурт вздумал ближе к ночи. Основной удар приняли на себя Матео и Коби, и если Сантьяго лишь жаловался на тошноту и, свернувшись в позу эмбриона, иногда постанывал со своей койки, Коби Мойс полночи пробегал в сортир. К счастью, Бена подобная участь миновала, чему он особо не удивился – у Галлахера никогда не было проблем с желудком и всяческие пищевые отравления обходили его стороной. Тем не менее, поспать той ночью, как и большинству жителей 241-ой комнаты, ему не посчастливилось.
Следующие три дня, которые были свободны от других экспериментов, подопытных дважды в сутки водили в медицинский центр на так называемый «контроль». У всех, кто участвовал в тестировании йогурта, молоденькие девушки в белых кителях брали анализы, проверяли наличие аллергических реакций и интересовались самочувствием, внимательно протоколируя все полученные результаты. Матео каждый визит в медицинский центр ждал, как манны небесной – большинство из них выпадали на смену той самой Маджери, на которую заключённый уже давно положил глаз.
Маджери оказалась хрупкой миниатюрной девушкой с выразительными зеленовато-карими глазами, рыжими волосами, вьющимися мелкими колечками, и звонким, как камертон, голосом. Что же касается Матео, то, судя по его поведению, опыта в ухаживаниях у него не было, да это и не удивительно для бывшего сиамского близнеца. Поэтому отчаянные попытки Сантьяго привлечь внимание медсестры со стороны выглядели почти комично – начиная с того, как старательно он укладывал волосы на привычную правую сторону, как по полчаса чистил перед «контролем» зубы, едва не сдирая с них эмаль, и заканчивая кроткими влюблёнными взглядами и неуклюжими попытками завести разговор. Стоило ли говорить, что о своих ночных мучениях и рвотных позывах Матео мужественно промолчал.
После получасового пути электровэн мягко остановился и створки дверей плавно разъехались в стороны, выпуская из своих недр группу из сорока заключённых. Бен Галлахер спрыгнул со ступенек, вздымая с земли облако рыжей пыли, и огляделся, приставив ко лбу руку – после полумрака электровэна палящее на небосводе солнце едва не обжигало глаза. Заключённых высадили аккурат напротив тентовых палаток, где их по традиции должны были подготовить к эксперименту. По обе стороны от временного «лагеря» раскинулся поросший бурьяном и диким кустарником пустырь, окаймлённый виднеющейся на горизонте рваной лесополосой и верхушками холмов. За палатками же различались очертания спортивного полигона, при виде которого тревоги у большинства подопытных поубавилось – то, что эксперимент будет проводиться на земле, уже не могло не радовать.
Когда заключённым выдали то, что им предстояло тестировать, последние опасения улетучились без следа, а на губах заиграли ироничные ухмылки. Как и остальные, Бен вертел в руках чёрные эластичные леггинсы, которые казались настолько маленькими, что смешно было даже представить, насколько сильно они обтянут ноги и всё остальное. Кроме треников подопытным вручили кроссовки, спортивное нижнее бельё, такие же эластичные футболки, ветровки и электронные напульсники на запястья. Весь комплект являл собой форму для бегунов марафона – если верить производителям, из супер-дышащего и удобного материала, в котором, конечно же, не холодно зимой и не жарко летом.
Основную территорию полигона занимали различные спортивные установки, полосы препятствий, турники и прочие снаряжения. Вокруг же площадь окольцовывала синтетическая беговая дорожка, на первый взгляд с полкилометра длиной. Первая партия подопытных, которые успели переодеться и прослушать инструктаж, в окружении сержантов разминалась на стадионе, делясь впечатлениями о своих костюмах. Как Бен и предполагал, леггинсы обтянули всё, что только можно, и внешне напоминали скорее балетное трико, чем спортивную форму. Матео Сантьяго не удержался и даже продефилировал по дорожке, словно по подиуму, – выпятив губы, виляя бёдрами и манерно взмахивая рукой, что вызвало у остальных подопытных приступы истерического хохота.
Когда все заключённые собрались на полигоне и выстроились в привычную шеренгу, перед ними словно из ниоткуда вновь возникла стройная фигура Магды Труффель, которая на этот раз была облачена в форменный брючный костюм и строгие туфли на низком каблуке. С появлением куратора всё пошло по накатанной – приветствие тех, для кого этот эксперимент оказался первым, несколько слов об ответственности участия в тесте и кратко о его сущности. Как только Магда озвучила основную задачу сегодняшнего испытания, шеренга разразилась возмущёнными возгласами и вопросами.
– Двадцать километров?! Это шутка, что ли? – выпалил один из подопытных – рослый молодой мужчина с козлиной бородкой.
Магда кивнула:
– Вы не ослышались. Сорок кругов вокруг полигона.
Шеренга загудела ещё громче.
– Тишина! – рявкнул один из сержантов охраны, взявшись за кобуру с «гловером», и это возымело нужный эффект – заключённые заметно притихли. Ничуть не изменившись в лице, Магда Труффель дождалась, пока подопытные замолчат, а затем продолжила:
– Спешу вас успокоить – задание не на скорость. Но это не значит, что эксперимент должен затянуться до утра. В сумме каждому из вас нужно преодолеть дистанцию в двадцать километров, электронные напульсники на ваших запястьях будут подсчитывать километраж. Вы можете делать короткие перерывы по десять минут, но не чаще двух раз в час. Также вам разрешается время от времени переходить на быстрый шаг, однако не советую злоупотреблять этим – если вы будете слишком долго двигаться на низкой скорости, напульсник оповестит об этом звуковым сигналом и начнёт отнимать по километру в минуту от вашего результата. Это послужит для вас стимулом. Когда вы преодолеете рубеж в двадцать километров, можете отдыхать и дожидаться остальных. Вопросы есть?
– Всего один, – отозвался темнокожий парень в паре метров от Бена. – Когда нам выдадут нижнюю часть формы?
Первые километра три пролетели как для Бена, так и для большинства других заключённых, практически на одном дыхании. С первого взгляда на подопытных было заметно, что для сегодняшнего теста отбирали их особенно тщательно, и в выборке оказались только те парни, которые обладали хорошей физической формой и чьи медицинские показатели были в полном порядке. Бена поначалу удивило участие в эксперименте близнецов Сантьяго, учитывая их операцию по разделению. Но даже несмотря на то, что внешне братья казались довольно хилыми, с первыми километрами они тоже справились без особого труда.
До своего прибытия в Корпус Бен часто разминался вместе с Обри на стадионе, наматывал с ней круги вокруг центрального парка, когда утренняя прохлада приятно обволакивала изнутри лёгкие, а кроткие блики рассвета только-только пробивались сквозь густую листву деревьев, оповещая жителей Липлэйка о наступлении нового дня. Сейчас же Бен бежал под пристальными взглядами сержантов охраны, которые подобно столбикам ограждений окольцовывали беговую дорожку по всей длине, а палящее полуденное солнце продолжало слепить глаза. Но свистящий в ушах ветер и раскинувшийся на километры вокруг пустырь создавали пленяющую иллюзию свободы – мираж, который так не хотелось прерывать. А спортивный костюм оказался на удивление очень удобным – ткань действительно прекрасно пропускала воздух, не парила и нигде не натирала, а пресловутые леггинсы облегали ноги, словно вторая кожа.
Бен взглянул на экран своего напульсника – пять километров сорок два метра. Конечно, до ходьбы за время забега он замедлялся часто, но десятиминутный перерыв взял только раз, и сейчас это сказывалось сбивающимся дыханием и учащённым пульсом. Галлахер замедлился, постепенно перейдя на быстрый шаг, и несколько раз плавно поднял и опустил руки, борясь с одышкой. Ещё километр, и отдых, решил для себя Бен, иначе на всю дистанцию его попросту не хватит.
За спиной послышался топот ног, который приближался с каждой секундой, и через мгновение с Галлахером поравнялся Родерик Гривз. Мельком переглянувшись, около минуты заключённые бежали молча, а после Родерик нарушил тишину:
– Говорить будем?
– А ты умеешь выбрать момент, – отрывисто выдохнув, ухмыльнулся Бен.
– Самое время взять перерыв.
– Ещё полкруга, – покачал головой Галлахер и взглянул на блестящее от пота лицо Родерика. – А есть о чём говорить?
Заключённый окинул его хмурым взглядом.
– Не хочешь спросить, почему я это сделал?
– Нет, – честно ответил Бен, догадываясь, о чём идёт речь. Ему действительно не хотелось углубляться в эту историю, несмотря на то, что она могла пролить свет на произошедшее.
– А что, если на это была причина? – так же мрачно процедил Родерик.
– Верю. Для любых поступков существуют свои причины.
– И тебе нисколько не интересно, что меня толкнуло на такой поступок?
Бен вновь посмотрел на сокамерника, чей сосредоточенный и вместе с тем отрешённый взгляд был устремлён к линии горизонта.
– Почему ты считаешь нужным посвятить в случившееся меня – «салагу», которого ты знаешь меньше месяца?
Родерик неопределённо повёл плечами, будто и правда не знал почему.
– Ты показался мне неплохим парнем.
– Это же тюрьма, тут полно хороших парней.
– Наверное, я просто не хочу, чтобы обо мне складывалось ошибочное мнение. Мне стоило сразу все прояснить.
Бен опустил взгляд на свой напульсник и удивлённо вскинул брови – за разговором он и не заметил, как вместо запланированного километра пробежал полтора.
– Похоже, и правда пора сделать перерыв.
Заключённые остановились и, сойдя с беговой дорожки, направились к турникам на полигоне. Облокотившись на перекладину и откинув назад голову, Бен с минуту переводил дыхание, а после обратился к Родерику, который массировал икры ног.
– Слушай, тебе правда не нужно передо мной оправдываться.
– Оправдываться?! – резко выпрямившись, воскликнул вдруг Гривз, и Бен едва не вздрогнул от такой неожиданной реакции. То, с каким возмущением и отвращением Родерик произнёс это слово, каким негодованием искрили его карие глаза, глядя на Бена в упор, говорили о том, что слова Галлахера серьёзно задели его. – Я не собираюсь оправдываться. Я хочу рассказать, как всё было, потому что последний наш разговор оставил о себе неправильное впечатление. И после этого у тебя будет полное право осуждать меня, если ты сочтёшь это нужным.
– Хорошо, – покорно произнёс Бен после небольшой паузы, убедившись, что Родерику было чуть ли не физически необходимо посвятить его в случившееся.
Родерик обронил усталый вздох, в котором отчётливо различалось облегчение, и запрыгнул на турник рядом с Галлахером. Некоторое время Гривз сидел молча, провожая взглядом пробегающих мимо заключённых, собираясь с мыслями и решая, с чего начать свой рассказ. Бен не торопил его, несмотря на то, что отведённые для перерыва минуты продолжали неумолимо таять. Он понимал, что разговор им предстоит нелёгкий.
– Как-то вечером я вернулся домой с одной вечеринки. Я должен был остаться ночевать у приятеля, но перебрал с алкоголем и решил поехать домой, – заговорил наконец Родерик, разглядывая поросшую травой землю под ногами. – Было поздно, и, чтобы никого не будить, я открыл дверь ключом и беззвучно прокрался в дом. Как только я переступил порог, услышал шум на втором этаже – там, где находилась комната сестры. Это был не просто шум, это были… Крики Валери.
В груди Бена что-то тревожно кольнуло. То, что рассказ Гривза не сулил ничего хорошего, было ясно сразу, но что он каким-либо образом будет касаться сестры заключённого, Галлахер и не предполагал. Теперь же ему было страшно представить, в какое русло повернёт дальше эта история.
– За секунду я взлетел на второй этаж и распахнул дверь в комнату сестры, – Родерик громко сглотнул, сведя брови к переносице, а на напряжённом лице задвигались желваки. Возникшую ненадолго тишину нарушил скрип – ладонь Гривза до дрожи сжимала железный турник. – Этот мудак домогался до Валери.
С губ Бена непроизвольно слетел глухой вздох – его догадки оправдались.
– Я стащил отчима с кровати, вывел сестру из комнаты и запер дверь. Что было дальше, я практически не помню, всё происходило как в тумане – видимо, наступило состояние аффекта. Очнулся я, когда на персиковом ковре вокруг того, что раньше было головой отчима, растеклось большое бурое пятно, а в моей руке подрагивала окровавленная статуэтка в форме дельфина – та, которая стояла на прикроватной тумбочке.
Родерик прокашлялся, неотрывно глядя в сторону плешивых верхушек холмов на горизонте. Лицо его больше не было нахмуренным, сейчас его гримаса выражала лишь усталость и смирение. И ни капли сожаления о содеянном.
– Мне очень жаль, – решился наконец произнести Бен.
– Ей только исполнилось пятнадцать, – словно в трансе, бесцветно вымолвил Родерик. – Совсем ребёнок ещё.
– Где сейчас Валери?
– У бабушки в Стейкларде.
Напульсник Бена завибрировал и отозвался монотонным сигналом, оповещая о том, что ему пора возобновить движение. Через пару секунд аналогично затрезвонил прибор Родерика. Нехотя спрыгнув с турника, заключённые поплелись к беговой дорожке.
– Я зря не хотел тебя выслушать. Прости.
– Теперь ты не осуждаешь меня?
– Я и до этого не осуждал, – покачал головой Бен.
Родерик окинул Галлахера благодарным взглядом и поскреб рукой затылок.
– Спасибо.
– У каждого из нас есть скелеты в шкафу и поступки, которыми мы не гордимся, – произнёс Бен, переходя с быстрого шага на бег и постепенно обгоняя Гривза. Ветер снова засвистел в его ушах, приятно обдувая лицо и проскальзывая за шиворот спортивной куртки. Оглянувшись, Бен посмотрел на Родерика, чья фигура отдалялась с каждой секундой, и туманно бросил через плечо: – Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе о своих.
Автор: Gru.Sha
Альфа-бета-гамма: .Аль.
Бета: sasta
Размер: макси
Статус: в процессе
Жанр: научная фантастика, антиутопия, детектив
Рейтинг: R
Примечание: смерть персонажей
Саммари: В Сантории, где власть поделена между шестью Корпусами, осуждённых ставили перед выбором: либо они отбывали свой срок в полном объёме в государственной колонии, либо же отправлялись в Экспериментальный Корпус всего на один год, где на них испытывали экспериментальную продукцию. Бен Галлахер сознательно сделал свой выбор в пользу ЭК, но мог ли он представить, чем для него это обернётся.
Глава 4
Когда Бен вернулся в комнату после утреннего душа, три пары глаз настороженно уставились на него, не успел он переступить порог, а из-за двери сортира, откуда доносился плеск воды, показалась голова Матео. Увидев же Галлахера, заключённые в лице близнецов, Стефа и Нильса вернулись к своим занятиям – они явно ожидали кого-то другого.
– Я не вовремя? – поинтересовался Бен, промокая ещё влажные волосы полотенцем.
– Мы думали, это Батлер, – пояснил Луис. Он где-то раздобыл головоломку из металлических колец, и сейчас лениво крутил её в руках, развалившись на своей койке.
– Вы настолько по нему соскучились?
– Нет, просто убиваем время.
Шум воды вскоре стих, и из сортира появился Матео, который держал в руках два белых носка – бережно, двумя пальцами, словно настоящую реликвию.
– Видишь ли, – начал он, пока Бен искал в своей тумбочке дезодорант. – Наш друг Пейси вчера утром решил носочки простирнуть, а они – вот беда! – до сих пор «не могут высохнуть».
На этих словах Матео развесил мокрые носки на парапете кровати Пейси, любовно разгладив складочки и похлопав по ним сверху рукой, будто ребёнка перед сном.
Бен усмехнулся. Было в этом ребячестве даже что-то умилительное.
– И это работает?
– Ещё как, – ответил Сантьяго, проследовав к своей кровати.
Стеф хмыкнул и покачал головой, словно чванливый дед, сетующий на соседскую детвору, а Нильс Ландау, улыбнувшись, закатил глаза. Как и в день прибытия новичков, он сидел на верхней койке, скользя по доске шахматными фигурами.
Не успел Матео опуститься на свою кровать, как дверь в комнату открылась, и на пороге показался розовощёкий Пейси с торчащим изо рта яблоком. Сокамерники тут же украдкой бросили на него внимательные взгляды, в остальном продолжая невозмутимо заниматься своими делами. Ничего не подозревая, Пейси Батлер направился к своей койке. Он с хрустом откусил от яблока, плюхнулся на матрас и, громко зачавкав, протянул руку к парапету кровати, где висели носки.
– Что ж они не высохнут никак, – вполголоса пробубнил Пейси, раздражённо откинув назад голову.
– Да влажность тут пиздец просто, – так же недовольно выдохнул Матео, для пущей убедительности обмахиваясь журналом с непроницаемым выражением лица.
Бен переглянулся с Нильсом, и оба едва не прыснули, с трудом сдерживая смех за сомкнутыми до боли губами. Актёрскому таланту Матео можно было только позавидовать – настолько естественно это прозвучало из его уст.
– Ладно, пойду и я простирну, – усмехнувшись, сообщил Луис, ни к кому конкретно не обращаясь.
Он сгрёб свое грязное белье в один большой комок и направился к выходу, а когда собирался потянуть за дверную ручку, едва не столкнулся лбом с Лиамом, который в тот же момент переступил порог комнаты. Луис неподвижно замер перед Фобером, прижимая к груди свои пожитки, словно самое дорогое, что у него было. Лиам, судя по всему, тоже оторопел от такой внезапной встречи. Несколько секунд заключённые так и стояли друг напротив друга, а затем Луис, отступив назад, резко швырнул своё бельё на пол и, вытянув вверх руки, в ужасе воззрился на Фобера.
– Бери всё, что хочешь, только не стреляй!
Тут уж присутствующие не выдержали и зашлись заливистым хохотом, даже Стеф не сдержал ухмылки. Стоило ли говорить, что громче всех как всегда гоготал Пейси.
Лиам терпеливо смотрел на Луиса, который ехидно посмеивался вместе с остальными.
– Первые шесть раз, может, это и было смешно. Но седьмой? Серьёзно?
– Это становится классикой, а классика не выходит из моды, – пожал плечами Луис, собирая с пола своё грязное бельё.
Когда он скрылся за дверью, Лиам покачал головой и, вооружившись всё тем же томиком в зелёной обложке, растянулся на своей койке.
Бен вновь переглянулся с Нильсом.
– Кто выигрывает? – Галлахер кивнул на доску.
Нильс улыбнулся:
– Патовая ситуация.
– Составить тебе компанию?
– А ты умеешь играть? – удивлённо округлил глаза Ландау, чьё лицо буквально просияло от такого предложения.
– Немного.
Нильс придвинул к себе доску, освобождая на койке место для Бена, и, смахнув фигурки, принялся нетерпеливо расставлять их по новой.
– Из наших никто не умеет, – кивнув на сокамерников, с досадой произнёс Нильс, когда Галлахер вскарабкался на верхний ярус и сел напротив.
– Я всё слышу! – тут же отозвался Матео.
– Да я тоже не гроссмейстер, – усмехнулся Бен, почесав затылок, а затем добавил чуть тише: – Когда отец был жив, мы довольно часто играли, а после его смерти я ни разу не притронулся к шахматам.
Нильс поднял на него глаза, отвлекаясь от фигурок, и смерил сочувствующим взглядом.
– Давно его не стало?
– В июне будет год.
– Болезнь? – аккуратно поинтересовался Ландау.
Бен покачал головой:
– Не справился с управлением на «серпантине» и вылетел в море. По крайней мере, по официальной версии полиции. Его машину нашли у подножия горы, она разбилась о камни.
Воспоминания, как скользкие холодные змеи, незамедлительно просочились в его мысли выцветшими картинками и хриплым голосом дяди Дэррила, воскресным утром сообщающим Бену по телефону о случившемся. Но он настойчиво дал им отпор – возвращаться в то время ему сейчас совсем не хотелось.
– Мне очень жаль, – робко выдавил Нильс после небольшой паузы.
– Мне тоже, – так же тихо ответил Бен, а затем мотнул головой и, глубоко вздохнув, посмотрел на Ландау с улыбкой. – И кого ты обыграл в шахматы, что загремел сюда?
Нильс поправил на носу интерактивную оправу и хитро усмехнулся. Только сейчас Бен заметил, что лицо его щедро усыпано веснушками, словно мелкой шоколадной крошкой. С тёмно-русыми волосами, которые на солнце отливали медью, смотрелись они вполне органично и ничуть не портили юношу.
– Никого, – деловито ответил Нильс и передвинул пешку. – Всего лишь взломал сервер одной компании. Очень серьёзной компании. И слил данные конкурентам.
– Как, и им это не понравилось?
– Можешь себе представить?
Бен рассмеялся, переставляя вслед за Нильсом шахматную фигуру.
– А ты за что сюда попал?
– Ограбление банка. Не очень-то удачное, как видишь, – честно ответил Галлахер.
Пейси с соседней койки ухмыльнулся, всё ещё обгладывая яблоко.
– А ты обратись к Лиаму, он для тебя мастер-класс проведёт.
– Исходя из того, что мы оба сидим в ЭК, особого смысла в этом нет, – не отвлекаясь от игры, пробормотал Бен.
Он тут же представил, каким взглядом Фобер одарил бы его, если бы попадал в его поле зрения, но с нижнего яруса не донеслось ни звука.
– Долго тебе ещё оправу носить? – поинтересовался Бен у Нильса спустя пару минут.
– До конца недели.
– И как впечатления?
– Неплохо, – признался Ландау, и было заметно, что он и правда приятно удивлён. – Хотя глаза под конец дня немного устают.
– Насколько плохое у тебя зрение?
Нильс повёл плечами:
– Сейчас ещё более-менее, в оправе я вижу почти безупречно. А вот до коррекции зрения я был практически слеп.
– Тебе сделали коррекцию в Корпусе? – в очередной раз изумился Бен.
– Ага, на второй неделе моего пребывания здесь.
– А такая операция не улучшает зрение полностью?
– Не знаю, – снова пожал плечами Нильс и усмехнулся: – Она ведь экспериментальная. Спасибо, что глаза не прожгла. Вообще, этот вид коррекции в несколько этапов проводят, насколько я знаю. Меня задействовали только в первом – ну, и на том спасибо.
– И то правда, – кивнул Бен, а затем изогнул бровь и непонимающе взглянул на Нильса. – Подожди. Если ты был почти слеп, как тебе в таком случае удалось взломать сервер?
На лице Нильса заиграла всё та же лукавая улыбка.
– Бетховен ведь создавал музыку, будучи глухим.
– Аргумент, – усмехнулся в ответ Бен, после чего опустил взгляд на шахматную доску и хмыкнул: – Ты смотри, и снова пат.
* * *
После медицинского осмотра по приезду в Корпус, в центральной башне Бен оказался только на второй неделе своего пребывания в лагере. Из сокамерников в выборку не попал только Нильс Ландау – видимо, на время тестирования интерактивной оправы в экспериментах его не задействовали. У остальных же обитателей комнаты 241 в координирующей таблице чернели маленькие буквы «ПП», чье появление никого особенно не смутило. Эксперименты с продуктами питания все считали чуть ли не самыми безобидным, несмотря на то, что и они, бывало, заканчивались летальным исходом.
На центральной арене башни было всё так же оживлённо – гремели контейнеры, шуршала упаковочная плёнка и страницы документов, гудели голоса, гулким эхом взвиваясь к верхним этажам. Была здесь, судя по всему, какая-то особая акустика – все звуки, рождавшиеся в самом сердце здания, смешивались в один неразборчивый сгусток, из-за чего подслушать чужие разговоры было практически невозможно. Создавалось впечатление, что центральная арена никогда не погружалась в тишину и молчание, даже ночью. Тут всегда кипела жизнь, и это сердце всегда билось.
Шеренга из пятнадцати заключённых плелась вдоль окружности арены в сторону лифта. Стеф Пламли, вышагивающий впереди Бена, бросил беглый взгляд на сержантов конвоя, которые традиционно сопровождали заключённых, ни на миг не сводя с них глаз. Повернувшись после к Родерику Гривзу, Стеф заговорщицки зашептал:
– Я вот что думаю.
Родерик вопросительно посмотрел на сокамерника, словно только сейчас заметив, что он идёт рядом.
– Если тому чудаку на пейнтболе так легко удалось взять заложника, как они не боятся, что, например, кто-то из нас попытается напасть на конвой? Они ж нас даже в «браслеты» не одели.
– А ты спроси об этом у сержантов. Они тебе с удовольствием всё разъяснят, – ухмыльнулся Родерик.
Стеф поскрёб пальцами лысину.
– Да просто нелогичная херня какая-то.
– Нелогичная? А по-моему всё логично. Вот ты устроил бы нападение на охрану?
– Нет, но кто-то же…
– Вот и я нет, – перебил его Родерик. – А я мотаю срок за убийство.
Стеф Пламли недоверчиво взглянул на сокамерника, но ничего на это не ответил.
– Допустим, ты нападёшь на сержанта. Ну сломаешь ему челюсть или руку. Или вообще убьёшь. И что ты с этого будешь иметь? – Родерик хмыкнул и покачал головой. – Да тебя просто убьют. Из ЭК ещё никому не удавалось бежать – по крайней мере, оставшись при этом живым – а других мотивов для подобного я что-то не вижу. Может, придурков тут хватает, но психопатов здесь точно нет. Психи у нас в Медицинском.
– Разговоры! – рявкнул вдруг один из конвоиров, и заключённые тут же умолкли, заодно прибавив в темпе. Интересно, что сержант прервал их только сейчас, будто всё это время тайком подслушивал разговор.
Бен мельком взглянул на Родерика. С их разговора на корте общаться им больше не доводилось, не считая пары-тройки формальных фраз, да и тот диалог закончился довольно неуклюже и скомкано. Наверное, амплуа убийцы просто никак не вязалось у Бена с парнем, показавшимся ему на первый взгляд вполне безобидным – насколько это было возможно, разумеется, – несмотря на то, что он прекрасно понимал, что для содеянного могли быть веские причины. В их общении с Родериком внезапно возник некий психологический барьер, который ничуть не радовал Бена, но который он пока не решался преодолеть.
Огромная хромированная коробка, которая по размеру могла сойти за полноценную комнату, невесомо взлетела вверх. На восьмом этаже двери распахнулись, и шеренгу провели по бесконечному коридору к одной из бронированных дверей, подобной той, у которой их ждала Магда Труффель в день прибытия. За дверьми таилось просторное помещение без окон, освещённое холодным светом люминесцентных ламп. Основную площадь здесь занимали ряды белых лакированных столов с металлическими стульями, за которыми уже сидели с полсотни других заключённых. На столах перед каждым подопытным были всего три предмета – небольшая бутылочка с какой-то кремовой жидкостью, бланк и шариковая ручка.
Прибывших заключённых работники Корпуса в белоснежных кителях рассадили по свободным местам, заполнив пустующие ряды. Одна из сотрудниц, светловолосая девушка с острым лицом и близко посаженными глазками, в двух словах обрисовала суть эксперимента, хотя и без этого всё было понятно. Тестировать – то есть выпить – предстояло новый модифицированный обезжиренный йогурт, после чего каждый подопытный должен был заполнить бланк элементарных вопросов из разряда «Как вы расцениваете вкус/запах/консистенцию тестируемого продукта?».
Первым из жителей 241-ой содержимое своей бутылочки осмелился влить в себя Родерик, который сидел по левую руку от Бена. Покрутив в руках свою с выведенным на стекле порядковым номером «19», Галлахер последовал его примеру. Йогурт оказался вязким, напоминающим перемолотый в порошок мел с лёгким привкусом каких-то фруктов. Одним словом, дрянь редкостная.
– Ну и пойло, – выплюнул Стеф, утирая губы рукавом робы.
Матео Сантьяго в свою очередь набрал полные щёки йогурта, прополоскал им рот и с напускным блаженством проглотил. Держа в руке бутылочку, словно бокал вина, и даже для пущей убедительности аристократически оттопырив мизинец, он обратился к сокамерникам:
– Ну-с, коллеги. И что вы можете сказать о данном образце? Лично я восхищён. Какой купаж, какой неповторимый оттенок, а эти едва уловимые нотки мускуса и кошачьей рвоты. Браво, просто браво!
По рядам заключённых прокатилась волна хохота. Бен тоже не воздержался от ухмылки, постукивая ручкой по бланку и размышляя над ответами. Краем глаза он заметил, что Луис Сантьяго, сидевший справа от него, художественно выводил по всей длине своего листка большими буквами слово «ДЕРЬМО». Луис с самого утра был не в духе – ходил хмурый, ни с кем особо не разговаривал, только скитался молча по Корпусу, погружённый в свои мысли. Видимо, с тех пор мало что изменилось.
Сантьяго оставалось нацарапать всего одну букву, когда та самая девушка с острым личиком подошла к Луису и, дождавшись, пока тот поднимет на неё взгляд, с хлопком положила перед ним чистый бланк.
– Вы не в цирке, заключённый, – холодно произнесла сотрудница, забирая и комкая исписанный лист. – Испортите ещё один бланк, и вас отправят в карцер.
Развернувшись на каблуках, девушка вернулась к своим коллегам, которые что-то обсуждали и заполняли бумаги за длинным столом напротив рядов с подопытными. Луис проводил её долгим пристальным взглядом, после чего горько усмехнулся и закачал головой, разглядывая чистый бланк перед собой.
– Как будто в этом есть какой-то смысл, – ворчал он себе под нос, выписывая ответы в отведённых для этого строках. На ручку при этом он надавливал так, что костяшки его пальцев заметно побелели. – Как будто к нашему мнению кто-то прислушается. Жалкая иллюзия значимости. Да вы этими писульками в параше подотрётесь!
Последнюю фразу Луис произнёс достаточно громко для того, чтобы привлечь внимание как остальных заключённых, так и вездесущих сержантов с сотрудниками Корпуса. В комнате повисло молчание, и десятки глаз воззрились на Сантьяго – одни с любопытством и непониманием, другие же настороженно. Блондинка с острым личиком вскинула голову, отвлекаясь от документов, и одарила Луиса предупреждающим взглядом, давая ему возможность успокоиться и призывая не создавать себе проблем. Между ними состоялась настоящая зрительная дуэль, за ходом которой с интересом наблюдали все присутствующие, и первым всё же отступил Луис. Он вновь уставился на чистый бланк перед собой и, яростно зачеркнув старые ответы, принялся выводить новые. Бросив мимолётный взгляд на его анкету, Бен заметил, что на этот раз они гласили «Вкуснее не пробовал», «Превосходно» и «Высший класс!».
Напомнить о себе вновь йогурт вздумал ближе к ночи. Основной удар приняли на себя Матео и Коби, и если Сантьяго лишь жаловался на тошноту и, свернувшись в позу эмбриона, иногда постанывал со своей койки, Коби Мойс полночи пробегал в сортир. К счастью, Бена подобная участь миновала, чему он особо не удивился – у Галлахера никогда не было проблем с желудком и всяческие пищевые отравления обходили его стороной. Тем не менее, поспать той ночью, как и большинству жителей 241-ой комнаты, ему не посчастливилось.
Следующие три дня, которые были свободны от других экспериментов, подопытных дважды в сутки водили в медицинский центр на так называемый «контроль». У всех, кто участвовал в тестировании йогурта, молоденькие девушки в белых кителях брали анализы, проверяли наличие аллергических реакций и интересовались самочувствием, внимательно протоколируя все полученные результаты. Матео каждый визит в медицинский центр ждал, как манны небесной – большинство из них выпадали на смену той самой Маджери, на которую заключённый уже давно положил глаз.
Маджери оказалась хрупкой миниатюрной девушкой с выразительными зеленовато-карими глазами, рыжими волосами, вьющимися мелкими колечками, и звонким, как камертон, голосом. Что же касается Матео, то, судя по его поведению, опыта в ухаживаниях у него не было, да это и не удивительно для бывшего сиамского близнеца. Поэтому отчаянные попытки Сантьяго привлечь внимание медсестры со стороны выглядели почти комично – начиная с того, как старательно он укладывал волосы на привычную правую сторону, как по полчаса чистил перед «контролем» зубы, едва не сдирая с них эмаль, и заканчивая кроткими влюблёнными взглядами и неуклюжими попытками завести разговор. Стоило ли говорить, что о своих ночных мучениях и рвотных позывах Матео мужественно промолчал.
* * *
После получасового пути электровэн мягко остановился и створки дверей плавно разъехались в стороны, выпуская из своих недр группу из сорока заключённых. Бен Галлахер спрыгнул со ступенек, вздымая с земли облако рыжей пыли, и огляделся, приставив ко лбу руку – после полумрака электровэна палящее на небосводе солнце едва не обжигало глаза. Заключённых высадили аккурат напротив тентовых палаток, где их по традиции должны были подготовить к эксперименту. По обе стороны от временного «лагеря» раскинулся поросший бурьяном и диким кустарником пустырь, окаймлённый виднеющейся на горизонте рваной лесополосой и верхушками холмов. За палатками же различались очертания спортивного полигона, при виде которого тревоги у большинства подопытных поубавилось – то, что эксперимент будет проводиться на земле, уже не могло не радовать.
Когда заключённым выдали то, что им предстояло тестировать, последние опасения улетучились без следа, а на губах заиграли ироничные ухмылки. Как и остальные, Бен вертел в руках чёрные эластичные леггинсы, которые казались настолько маленькими, что смешно было даже представить, насколько сильно они обтянут ноги и всё остальное. Кроме треников подопытным вручили кроссовки, спортивное нижнее бельё, такие же эластичные футболки, ветровки и электронные напульсники на запястья. Весь комплект являл собой форму для бегунов марафона – если верить производителям, из супер-дышащего и удобного материала, в котором, конечно же, не холодно зимой и не жарко летом.
Основную территорию полигона занимали различные спортивные установки, полосы препятствий, турники и прочие снаряжения. Вокруг же площадь окольцовывала синтетическая беговая дорожка, на первый взгляд с полкилометра длиной. Первая партия подопытных, которые успели переодеться и прослушать инструктаж, в окружении сержантов разминалась на стадионе, делясь впечатлениями о своих костюмах. Как Бен и предполагал, леггинсы обтянули всё, что только можно, и внешне напоминали скорее балетное трико, чем спортивную форму. Матео Сантьяго не удержался и даже продефилировал по дорожке, словно по подиуму, – выпятив губы, виляя бёдрами и манерно взмахивая рукой, что вызвало у остальных подопытных приступы истерического хохота.
Когда все заключённые собрались на полигоне и выстроились в привычную шеренгу, перед ними словно из ниоткуда вновь возникла стройная фигура Магды Труффель, которая на этот раз была облачена в форменный брючный костюм и строгие туфли на низком каблуке. С появлением куратора всё пошло по накатанной – приветствие тех, для кого этот эксперимент оказался первым, несколько слов об ответственности участия в тесте и кратко о его сущности. Как только Магда озвучила основную задачу сегодняшнего испытания, шеренга разразилась возмущёнными возгласами и вопросами.
– Двадцать километров?! Это шутка, что ли? – выпалил один из подопытных – рослый молодой мужчина с козлиной бородкой.
Магда кивнула:
– Вы не ослышались. Сорок кругов вокруг полигона.
Шеренга загудела ещё громче.
– Тишина! – рявкнул один из сержантов охраны, взявшись за кобуру с «гловером», и это возымело нужный эффект – заключённые заметно притихли. Ничуть не изменившись в лице, Магда Труффель дождалась, пока подопытные замолчат, а затем продолжила:
– Спешу вас успокоить – задание не на скорость. Но это не значит, что эксперимент должен затянуться до утра. В сумме каждому из вас нужно преодолеть дистанцию в двадцать километров, электронные напульсники на ваших запястьях будут подсчитывать километраж. Вы можете делать короткие перерывы по десять минут, но не чаще двух раз в час. Также вам разрешается время от времени переходить на быстрый шаг, однако не советую злоупотреблять этим – если вы будете слишком долго двигаться на низкой скорости, напульсник оповестит об этом звуковым сигналом и начнёт отнимать по километру в минуту от вашего результата. Это послужит для вас стимулом. Когда вы преодолеете рубеж в двадцать километров, можете отдыхать и дожидаться остальных. Вопросы есть?
– Всего один, – отозвался темнокожий парень в паре метров от Бена. – Когда нам выдадут нижнюю часть формы?
Первые километра три пролетели как для Бена, так и для большинства других заключённых, практически на одном дыхании. С первого взгляда на подопытных было заметно, что для сегодняшнего теста отбирали их особенно тщательно, и в выборке оказались только те парни, которые обладали хорошей физической формой и чьи медицинские показатели были в полном порядке. Бена поначалу удивило участие в эксперименте близнецов Сантьяго, учитывая их операцию по разделению. Но даже несмотря на то, что внешне братья казались довольно хилыми, с первыми километрами они тоже справились без особого труда.
До своего прибытия в Корпус Бен часто разминался вместе с Обри на стадионе, наматывал с ней круги вокруг центрального парка, когда утренняя прохлада приятно обволакивала изнутри лёгкие, а кроткие блики рассвета только-только пробивались сквозь густую листву деревьев, оповещая жителей Липлэйка о наступлении нового дня. Сейчас же Бен бежал под пристальными взглядами сержантов охраны, которые подобно столбикам ограждений окольцовывали беговую дорожку по всей длине, а палящее полуденное солнце продолжало слепить глаза. Но свистящий в ушах ветер и раскинувшийся на километры вокруг пустырь создавали пленяющую иллюзию свободы – мираж, который так не хотелось прерывать. А спортивный костюм оказался на удивление очень удобным – ткань действительно прекрасно пропускала воздух, не парила и нигде не натирала, а пресловутые леггинсы облегали ноги, словно вторая кожа.
Бен взглянул на экран своего напульсника – пять километров сорок два метра. Конечно, до ходьбы за время забега он замедлялся часто, но десятиминутный перерыв взял только раз, и сейчас это сказывалось сбивающимся дыханием и учащённым пульсом. Галлахер замедлился, постепенно перейдя на быстрый шаг, и несколько раз плавно поднял и опустил руки, борясь с одышкой. Ещё километр, и отдых, решил для себя Бен, иначе на всю дистанцию его попросту не хватит.
За спиной послышался топот ног, который приближался с каждой секундой, и через мгновение с Галлахером поравнялся Родерик Гривз. Мельком переглянувшись, около минуты заключённые бежали молча, а после Родерик нарушил тишину:
– Говорить будем?
– А ты умеешь выбрать момент, – отрывисто выдохнув, ухмыльнулся Бен.
– Самое время взять перерыв.
– Ещё полкруга, – покачал головой Галлахер и взглянул на блестящее от пота лицо Родерика. – А есть о чём говорить?
Заключённый окинул его хмурым взглядом.
– Не хочешь спросить, почему я это сделал?
– Нет, – честно ответил Бен, догадываясь, о чём идёт речь. Ему действительно не хотелось углубляться в эту историю, несмотря на то, что она могла пролить свет на произошедшее.
– А что, если на это была причина? – так же мрачно процедил Родерик.
– Верю. Для любых поступков существуют свои причины.
– И тебе нисколько не интересно, что меня толкнуло на такой поступок?
Бен вновь посмотрел на сокамерника, чей сосредоточенный и вместе с тем отрешённый взгляд был устремлён к линии горизонта.
– Почему ты считаешь нужным посвятить в случившееся меня – «салагу», которого ты знаешь меньше месяца?
Родерик неопределённо повёл плечами, будто и правда не знал почему.
– Ты показался мне неплохим парнем.
– Это же тюрьма, тут полно хороших парней.
– Наверное, я просто не хочу, чтобы обо мне складывалось ошибочное мнение. Мне стоило сразу все прояснить.
Бен опустил взгляд на свой напульсник и удивлённо вскинул брови – за разговором он и не заметил, как вместо запланированного километра пробежал полтора.
– Похоже, и правда пора сделать перерыв.
Заключённые остановились и, сойдя с беговой дорожки, направились к турникам на полигоне. Облокотившись на перекладину и откинув назад голову, Бен с минуту переводил дыхание, а после обратился к Родерику, который массировал икры ног.
– Слушай, тебе правда не нужно передо мной оправдываться.
– Оправдываться?! – резко выпрямившись, воскликнул вдруг Гривз, и Бен едва не вздрогнул от такой неожиданной реакции. То, с каким возмущением и отвращением Родерик произнёс это слово, каким негодованием искрили его карие глаза, глядя на Бена в упор, говорили о том, что слова Галлахера серьёзно задели его. – Я не собираюсь оправдываться. Я хочу рассказать, как всё было, потому что последний наш разговор оставил о себе неправильное впечатление. И после этого у тебя будет полное право осуждать меня, если ты сочтёшь это нужным.
– Хорошо, – покорно произнёс Бен после небольшой паузы, убедившись, что Родерику было чуть ли не физически необходимо посвятить его в случившееся.
Родерик обронил усталый вздох, в котором отчётливо различалось облегчение, и запрыгнул на турник рядом с Галлахером. Некоторое время Гривз сидел молча, провожая взглядом пробегающих мимо заключённых, собираясь с мыслями и решая, с чего начать свой рассказ. Бен не торопил его, несмотря на то, что отведённые для перерыва минуты продолжали неумолимо таять. Он понимал, что разговор им предстоит нелёгкий.
– Как-то вечером я вернулся домой с одной вечеринки. Я должен был остаться ночевать у приятеля, но перебрал с алкоголем и решил поехать домой, – заговорил наконец Родерик, разглядывая поросшую травой землю под ногами. – Было поздно, и, чтобы никого не будить, я открыл дверь ключом и беззвучно прокрался в дом. Как только я переступил порог, услышал шум на втором этаже – там, где находилась комната сестры. Это был не просто шум, это были… Крики Валери.
В груди Бена что-то тревожно кольнуло. То, что рассказ Гривза не сулил ничего хорошего, было ясно сразу, но что он каким-либо образом будет касаться сестры заключённого, Галлахер и не предполагал. Теперь же ему было страшно представить, в какое русло повернёт дальше эта история.
– За секунду я взлетел на второй этаж и распахнул дверь в комнату сестры, – Родерик громко сглотнул, сведя брови к переносице, а на напряжённом лице задвигались желваки. Возникшую ненадолго тишину нарушил скрип – ладонь Гривза до дрожи сжимала железный турник. – Этот мудак домогался до Валери.
С губ Бена непроизвольно слетел глухой вздох – его догадки оправдались.
– Я стащил отчима с кровати, вывел сестру из комнаты и запер дверь. Что было дальше, я практически не помню, всё происходило как в тумане – видимо, наступило состояние аффекта. Очнулся я, когда на персиковом ковре вокруг того, что раньше было головой отчима, растеклось большое бурое пятно, а в моей руке подрагивала окровавленная статуэтка в форме дельфина – та, которая стояла на прикроватной тумбочке.
Родерик прокашлялся, неотрывно глядя в сторону плешивых верхушек холмов на горизонте. Лицо его больше не было нахмуренным, сейчас его гримаса выражала лишь усталость и смирение. И ни капли сожаления о содеянном.
– Мне очень жаль, – решился наконец произнести Бен.
– Ей только исполнилось пятнадцать, – словно в трансе, бесцветно вымолвил Родерик. – Совсем ребёнок ещё.
– Где сейчас Валери?
– У бабушки в Стейкларде.
Напульсник Бена завибрировал и отозвался монотонным сигналом, оповещая о том, что ему пора возобновить движение. Через пару секунд аналогично затрезвонил прибор Родерика. Нехотя спрыгнув с турника, заключённые поплелись к беговой дорожке.
– Я зря не хотел тебя выслушать. Прости.
– Теперь ты не осуждаешь меня?
– Я и до этого не осуждал, – покачал головой Бен.
Родерик окинул Галлахера благодарным взглядом и поскреб рукой затылок.
– Спасибо.
– У каждого из нас есть скелеты в шкафу и поступки, которыми мы не гордимся, – произнёс Бен, переходя с быстрого шага на бег и постепенно обгоняя Гривза. Ветер снова засвистел в его ушах, приятно обдувая лицо и проскальзывая за шиворот спортивной куртки. Оглянувшись, Бен посмотрел на Родерика, чья фигура отдалялась с каждой секундой, и туманно бросил через плечо: – Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе о своих.
@темы: фанфикшн
-
-
13.01.2016 в 20:23-
-
16.01.2016 в 21:08