я фрукт, я фрукт, питательный продукт ©
Вот и все, марафон благополучно завершился, а значит можно потихоньку растаскивать свое добро.
Горе-драббл, вызвавший так много вопросов. Если вдруг кого-то по-прежнему что-либо интересует, могу ответить, хотя по правде не вижу в этом особого смысла.
Не сказать, что я довольна работой. Сейчас вероятнее всего написала бы по-другому. Или не писала бы вообще, поскольку в заданный обьем уместить задуманное все же не получилось. Но... В общем, пусть лежит здесь.
Персонажи: Курт, Рейчел
Жанр: Angst, Drama, Hurt/Comfort
Рейтинг: PG
Размер: 1985 слов
Статус: Закончен
читать дальше
God and his priests and his kings
All were waiting
All will wait
As it goes over...
Снилась ли вам когда-нибудь музыка?
Курту Хаммелу снилась. Каждую Божью ночь. Одна и та же песня, которая звучала в его голове, повторяясь снова и снова, как на неисправном проигрывателе. Во сне и наяву. Играла без умолку, въедаясь намертво в его тело и душу. Просачиваясь своими нотами через поры, окружая незримой оболочкой, становясь неотъемлемой частью его настоящей жизни. Девятнадцать дней, всё те же аккорды, всё те же слова, не желающие оставлять Курта в покое ни на минуту. Всё та же мелодия, без которой он больше не мог существовать.
***
Пытаясь проскользнуть в палату незаметно, Рейчел, как назло, цепляет дверной ручкой бумажный пакет, который тут же рвётся и выпускает на волю миниатюрные мандарины. Виновато поджав губы, девушка тихонько прикрывает дверь и, опустившись на колени, принимается собирать укатившиеся во все стороны фрукты.
– Прости, милый, не хотела тебя разбудить...
Однако Курт не спал. Уже вторые сутки. Только никто об этом не догадывался.
Взглянув на ползающую возле кровати Рейчел, парень приподнимается на локтях и только тогда замечает охапку белых хризантем, брошенных в кресло неловкой подругой. Берри прекрасно знала, что Курт любит лишь полевые цветы, но сегодня она так спешила его увидеть, что указала продавцу на первый букет, явившийся её взору в магазине.
Разобравшись с мандаринами, девушка устало вздыхает, вытирая лоб рукавом промокшего плаща, затем забирает с прикроватной тумбочки вазу и направляется в туалет. Набрав в ёмкость воду, она с трудом просовывает в узкое горлышко стебли хризантем и ставит возле кровати, поправляя шуршащую обёртку. После чего поворачивается в сторону Курта и произносит:
– Я говорила сегодня с доктором Фицпатриком, – на лице Рейчел появляются лёгкие проблески улыбки, когда она присаживается рядом с другом в кресло. – Ну, знаешь, хотела услышать всё из первых уст. Он сказал, что послезавтра тебе снимают гипс...
По интонации фраза больше напоминает вопрос, и Курт кивает в знак ответа, наконец встретившись с Рейчел взглядом. Но как только это происходит, улыбка медленно исчезает с её губ, когда она заглядывает в глаза напротив. Совершенно чужие, незнакомые глаза, к которым она после двух с лишним недель так и не смогла привыкнуть. Бесцветные, водянистые, словно кто-то высосал из них все краски, всю энергию, некогда ослепляющую своим блеском. В них больше не горел живой огонёк, в них потухла искра, на смену которой пришли лишь тоска, пустота и отчаяние, оставившие свой тиснёный отпечаток.
Опомнившись через какое-то время, Берри вновь неуклюже улыбается и восклицает:
– Это же здорово! Наконец-то ты сможешь самостоятельно выйти во двор, подышать свежим воздухом. Рано тебе ещё на инвалидной коляске разъезжать, мистер... Она осторожно проводит ладонью по ноге Курта, касаясь шершавого гипса, и парень, кажется, чувствует лёгкое покалывание от её прикосновения, тут же разлившееся по всему телу.
***
And between heaven and hell
As it done sin
As it done
Over and over
Over...
Cold
Автомобильные дворники едва успевали расчищать лобовое стекло от нескончаемых потоков воды, застилающих обзор. Беспощадный ливень не прекращался ни на секунду, настойчиво тарабаня по крыше авто, и создавалось впечатление, что кто-то наверху выжимал из туч всё, что скопилось в них за минувшее засушливое лето. Курт чертыхался вслух, пытаясь объехать фургончик с эмблемой пива, который ни в какую не хотел уступать дорогу, когда услышал трель мобильного телефона. Не выпуская руля из рук, парень суетливо открыл бардачок и приложил трубку к уху.
– Алло...
– Алло, Курт... – еле слышно прозвучало в мембране. Он сразу узнал в звонившем свою мачеху, однако что-то в её голосе Хаммелу не понравилось, что-то заставило его крепче сжать сотовый.
– Да... Кэрол, это ты?.. Я, скорее всего, не успею к ужину... – затараторил пасынок, сигналя зазевавшемуся водителю. – Здесь настоящий потоп... Этот чёртов дождь... Затопило несколько кварталов... Все будто с ума посходили, и...
– Курт... – ненавязчиво перебила его женщина, и парень не стал продолжать, чувствуя, как по спине пробежал неприятный холодок, и что-то в груди тревожно ёкнуло. Поскольку произнесённое Кэрол имя, это простое короткое слово было насквозь пропитано холодом.
– Да... – тихо выдавил Хаммел, сглатывая подступивший к горлу ком. Он ясно понимал, что данный тон не может предвещать ничего хорошего. И к своему большому сожалению оказался прав.
– У отца случился приступ, – после небольшой паузы прошептала мачеха. Так тихо, что Курт едва смог разобрать произнесённые слова, или же просто нарастающее беспокойство тогда заложило уши. Ему показалось, что он ослышался. Скорее всего, это был проблеск надежды, та спасительная зацепка, за которую так хотелось ухватиться, в которую хотелось верить.
– Что?.. – дрожащими губами выдавил Курт, плечом прижимая к уху телефон и протягивая руку к радио, чтобы выключить звук. Он отвлёкся всего на мгновение, но этого с лихвой хватило для того, чтобы случайно выехать на встречную полосу.
***
Рейчел продолжает перебирать пальцами манжеты плаща, словно стряхивая с них пыль, которой там нет и не было в помине. Она сидит, опустив голову, уже достаточно долго, и Курт чувствует себя виноватым, потому что понимает, насколько девушке трудно видеть друга в таком состоянии. Как и ему тяжело наблюдать её мучения. Её натянутые улыбки, отчаянные попытки подбодрить, вселить надежду, заново влюбить в жизнь. Рейчел окружала его поддержкой и заботой, готовностью разорваться в клочья для того, чтобы ему хоть на толику стало легче. Вот только Курт не мог отплатить ей тем же.
– А ещё я разговаривала с Кэрол, – наконец нарушает тишину подруга, и неустойчивая улыбка вновь озаряет её лицо. – Она сказала, что Берту с каждым днём становится всё лучше. Сегодня он даже впервые сам взял в руки ложку. Впрочем, Кэрол и сама должна была тебе об этом рассказать, она ведь приходила вчера, верно?..
Казалось бы, услышанное должно было поднять Курту настроение, каким-то образом обнадёжить. Однако в последнее время любые мысли об отце отзывались острой болью в сердце, будто кто-то беспощадно зажимал его в тиски. И реальность придавливала тяжёлым прессом, а мысль о том, что кому-то родному, бесценному, сейчас в разы хуже, чем тебе, высасывала последние капли надежды на лучшее. И выскальзывало на поверхность, словно большой пузырь воздуха, это ядовитое чувство – необратимости, невозможности что-либо изменить, безнадёжности. Которое ныло и ныло целыми днями, не давая передохнуть, царапая своими когтями свежие раны. И невыносимым становилось единственное желание – сдаться. Но только что-то по какой-то причине до сих пор удерживало на плаву, не давая захлебнуться. И это что-то – Рейчел.
Она не должна видеть его слёзы. Насмотрелась достаточно. Поэтому Курт, не в силах их удержать, просто отворачивается в сторону, и взгляд ненароком падает на букет белоснежных хризантем.
***
Всякий раз Курт взлетал на сцену, как на победный пьедестал. С ясным пониманием того, что должен преподнести своим гостям и что жаждет получить взамен. Обратная связь, взаимовыгодные отношения, честный бартер, вот, что это было. Узы, которые невозможно было разорвать, та тесная связь, которая натягивалась, как струна, во время каждого представления. Вспышки прожекторов заставляли щуриться, гром аплодисментов оглушал своеобразной взрывной волной, но он продолжал плавно передвигаться по сцене, ступая шаг за шагом. Приковывая к себе взгляды, властно заполучая всеобщее внимание и заставляя застывать в невесомой тишине, как только из его груди доносились первые звуки. Курт превращался в заклинателя змей, который своим голосом буквально завораживал присутствующих, гипнотизировал, вынуждая ловить каждое движение, повиноваться его неоспоримой власти. И можно было только диву даваться, как всего одна строчка, одна единственная нота заставляла людей замирать в немом восторге, а затем выплескиваться преданным восхищением. Курт превращал зрительный зал в густую однородную массу, из которой, словно искусный факир, мог лепить всё, что ему заблагорассудится. Выжимать, что угодно: жалостливые всхлипы, заразительный смех, одобрительные возгласы и нескончаемые волны оваций, сливающиеся с криками «Браво, бис!». Это была крепкая связь, безупречный тандем, который ничто и никто не мог нарушить. Пока звучал его голос.
***
Курт молчит вот уже девятнадцать дней. За последние две с лишним недели он не произнёс ни звука, не вымолвил ни слова, и врачам ничего не оставалось, как сочувствующе разводить руками. Как показало обследование, его связки и гортань не были повреждены, многочисленные тесты и анализы подтвердили, что он по-прежнему находится в здравом уме и твёрдой памяти, что ещё больше загоняет в тупик лучшие умы медицины. Единственным диагнозом, на который могли бы ссылаться доктора, становится психологическая травма. Курта не волнуют многочисленные переломы. Его кости срастутся, по крайней мере, по воодушевляющим прогнозам лекарей. Самым страшным для него оказывается то, что никто не мог точно сказать, сможет ли Курт когда-нибудь заговорить снова.
Он чувствует, как медленно прогибается кровать, и поворачивается в сторону Рейчел, которая осторожно присаживается рядом с ним, опираясь на спинку койки. Её глаза предательски блестят, но девушка уже не пытается спрятать от друга подступивших слёз. Прислонившись щекой к его волосам, она аккуратно берёт в свои ладони здоровую руку Курта и начинает мягко гладить по коже.
– А помнишь, как мы соревновались за соло из нашего любимого мюзикла? – шепчет ему на ухо подруга, тихонько усмехаясь воспоминаниям. – Готова поспорить, ты тогда ненавидел меня больше всего на свете.
От неё пахнет дождём и цветочными духами, а всё ещё влажные каштановые локоны приятно щекочут шею.
– А ещё, помнишь... – вновь начинает Рейчел, пока её не перебивает собственный смех. – Как я пыталась отбить у тебя Блейна? Всё началось с «бутылочки», кажется... Да? Да, точно, это была «бутылочка». И текила, много текилы, – девушка смущённо прикрывает рот, будто извиняясь за неуместный в данной ситуации хохот. – И знаете, что я вам скажу, мистер Хаммел? Вам очень повезло, потому что ваш муж отлично целуется.
Курт поднимает на Рейчел взгляд, и уголки его губ впервые за долгое время приподнимаются в лёгкой улыбке. Сильнее сжав его руку, Берри целует друга в висок и начинает плавно раскачиваться с ним из стороны в сторону.
– Какими же глупыми мы с тобой тогда были...
Они лежат какое-то время в полнейшей тишине, пока Рейчел, глубоко и отрывисто вздохнув, не прерывает её, начав напевать себе под нос:
Crimson and bare as I stand
Yours completely
Yours
As we go over...
Она всегда была рядом, что бы ни случилось. В любой ситуации, чего бы ей это ни стоило, в особенности после аварии. Рейчел сбегала с прогонов, генеральных репетиций, бросала годовалую Сью-Эллен на и без того занятого Финна и мчалась в больницу, которая за последние две недели успела стать ей вторым домом. Она вихрем врывалась в его одиночество, вступала в смертельную схватку с его отчаянием и тоской, заполняла собой глухую пустоту, болезненно разъедавшую её лучшего друга. Она готова была сделать всё. Принять боль на себя, если бы это понадобилось, если бы было возможно. Лишь бы не наблюдать за его мучениями.
Sing for the lion and lamb
Their hearts are hunting
Still hunts hope
Ever and ever
Ever...
Это была их мелодия, от начала до конца, вплоть до последнего аккорда. Песня, которую они напевали друг другу в особо тяжёлые времена, избавляясь тем самым от накопившегося на душе, освобождаясь и очищаясь от всех невзгод и неприятностей, вставших в какой-то момент на пути. Строки, помогавшие излечиться, залатать рваные раны. Своеобразное обезболивающее, их личная исповедь, которой они ни с кем не делились, бережно храня и скрывая от чужих глаз и ушей. Музыка, обладающая целебным свойством, способная творить чудеса.
Всё ещё поглаживая его тёплую ладонь, Рейчел продолжает вполголоса протягивать до боли знакомые слова:
What you are given
Can't be forgotten
And never forsaken
Когда слышит рядом едва уловимый, хриплый шёпот, повторяющий за ней:
What you are given
Can't be forgotten
And never forsaken
Медленно опустив взгляд, Рейчел смотрит на Курта, в чьих глазах также застывает изумление, тесно переплетённое с непониманием и где-то даже страхом. Они неотрывно вглядываются в лица друг друга, не решаясь нарушить воцарившееся молчание, пытаясь поверить, убедить себя в происходящем, боясь его спугнуть.
Сердце Курта учащённо бьётся в груди, и с губ срывается приглушённый вздох, когда он понимает одну простую истину: эти сиплые, с трудом уловимые звуки издавал не его голос, это пела его душа. Истерзанная, замученная, не подававшая признаков жизни, она всё-таки нашла в себе силы выбраться из этого немого заточения, царства убивающей тишины.
Рейчел прижимает Курта к своей груди, касаясь губами затылка. Обнимает его так крепко, словно он мог исчезнуть в любую секунду, стоило ей на мгновение сомкнуть веки. Горячие слёзы скатываются по её щекам, девушка продолжает раскачиваться из стороны в сторону, согревая друга своим теплом, удерживая и защищая маленькую искорку, спасительно вспыхнувшую на горизонте.
– Всё будет хорошо, Курт, слышишь? – сквозь отрывистые всхлипы шепчет Рейчел, целуя его взмокший лоб, переплетая пальцы. – Всё будет хорошо.
И он верит ей, беспрекословно. Потому что друзья от Бога никогда не врут.
Горе-драббл, вызвавший так много вопросов. Если вдруг кого-то по-прежнему что-либо интересует, могу ответить, хотя по правде не вижу в этом особого смысла.
Не сказать, что я довольна работой. Сейчас вероятнее всего написала бы по-другому. Или не писала бы вообще, поскольку в заданный обьем уместить задуманное все же не получилось. Но... В общем, пусть лежит здесь.
Персонажи: Курт, Рейчел
Жанр: Angst, Drama, Hurt/Comfort
Рейтинг: PG
Размер: 1985 слов
Статус: Закончен
читать дальше
Inside I’m Singing
God and his priests and his kings
All were waiting
All will wait
As it goes over...
Снилась ли вам когда-нибудь музыка?
Курту Хаммелу снилась. Каждую Божью ночь. Одна и та же песня, которая звучала в его голове, повторяясь снова и снова, как на неисправном проигрывателе. Во сне и наяву. Играла без умолку, въедаясь намертво в его тело и душу. Просачиваясь своими нотами через поры, окружая незримой оболочкой, становясь неотъемлемой частью его настоящей жизни. Девятнадцать дней, всё те же аккорды, всё те же слова, не желающие оставлять Курта в покое ни на минуту. Всё та же мелодия, без которой он больше не мог существовать.
***
Пытаясь проскользнуть в палату незаметно, Рейчел, как назло, цепляет дверной ручкой бумажный пакет, который тут же рвётся и выпускает на волю миниатюрные мандарины. Виновато поджав губы, девушка тихонько прикрывает дверь и, опустившись на колени, принимается собирать укатившиеся во все стороны фрукты.
– Прости, милый, не хотела тебя разбудить...
Однако Курт не спал. Уже вторые сутки. Только никто об этом не догадывался.
Взглянув на ползающую возле кровати Рейчел, парень приподнимается на локтях и только тогда замечает охапку белых хризантем, брошенных в кресло неловкой подругой. Берри прекрасно знала, что Курт любит лишь полевые цветы, но сегодня она так спешила его увидеть, что указала продавцу на первый букет, явившийся её взору в магазине.
Разобравшись с мандаринами, девушка устало вздыхает, вытирая лоб рукавом промокшего плаща, затем забирает с прикроватной тумбочки вазу и направляется в туалет. Набрав в ёмкость воду, она с трудом просовывает в узкое горлышко стебли хризантем и ставит возле кровати, поправляя шуршащую обёртку. После чего поворачивается в сторону Курта и произносит:
– Я говорила сегодня с доктором Фицпатриком, – на лице Рейчел появляются лёгкие проблески улыбки, когда она присаживается рядом с другом в кресло. – Ну, знаешь, хотела услышать всё из первых уст. Он сказал, что послезавтра тебе снимают гипс...
По интонации фраза больше напоминает вопрос, и Курт кивает в знак ответа, наконец встретившись с Рейчел взглядом. Но как только это происходит, улыбка медленно исчезает с её губ, когда она заглядывает в глаза напротив. Совершенно чужие, незнакомые глаза, к которым она после двух с лишним недель так и не смогла привыкнуть. Бесцветные, водянистые, словно кто-то высосал из них все краски, всю энергию, некогда ослепляющую своим блеском. В них больше не горел живой огонёк, в них потухла искра, на смену которой пришли лишь тоска, пустота и отчаяние, оставившие свой тиснёный отпечаток.
Опомнившись через какое-то время, Берри вновь неуклюже улыбается и восклицает:
– Это же здорово! Наконец-то ты сможешь самостоятельно выйти во двор, подышать свежим воздухом. Рано тебе ещё на инвалидной коляске разъезжать, мистер... Она осторожно проводит ладонью по ноге Курта, касаясь шершавого гипса, и парень, кажется, чувствует лёгкое покалывание от её прикосновения, тут же разлившееся по всему телу.
***
And between heaven and hell
As it done sin
As it done
Over and over
Over...
Cold
Автомобильные дворники едва успевали расчищать лобовое стекло от нескончаемых потоков воды, застилающих обзор. Беспощадный ливень не прекращался ни на секунду, настойчиво тарабаня по крыше авто, и создавалось впечатление, что кто-то наверху выжимал из туч всё, что скопилось в них за минувшее засушливое лето. Курт чертыхался вслух, пытаясь объехать фургончик с эмблемой пива, который ни в какую не хотел уступать дорогу, когда услышал трель мобильного телефона. Не выпуская руля из рук, парень суетливо открыл бардачок и приложил трубку к уху.
– Алло...
– Алло, Курт... – еле слышно прозвучало в мембране. Он сразу узнал в звонившем свою мачеху, однако что-то в её голосе Хаммелу не понравилось, что-то заставило его крепче сжать сотовый.
– Да... Кэрол, это ты?.. Я, скорее всего, не успею к ужину... – затараторил пасынок, сигналя зазевавшемуся водителю. – Здесь настоящий потоп... Этот чёртов дождь... Затопило несколько кварталов... Все будто с ума посходили, и...
– Курт... – ненавязчиво перебила его женщина, и парень не стал продолжать, чувствуя, как по спине пробежал неприятный холодок, и что-то в груди тревожно ёкнуло. Поскольку произнесённое Кэрол имя, это простое короткое слово было насквозь пропитано холодом.
– Да... – тихо выдавил Хаммел, сглатывая подступивший к горлу ком. Он ясно понимал, что данный тон не может предвещать ничего хорошего. И к своему большому сожалению оказался прав.
– У отца случился приступ, – после небольшой паузы прошептала мачеха. Так тихо, что Курт едва смог разобрать произнесённые слова, или же просто нарастающее беспокойство тогда заложило уши. Ему показалось, что он ослышался. Скорее всего, это был проблеск надежды, та спасительная зацепка, за которую так хотелось ухватиться, в которую хотелось верить.
– Что?.. – дрожащими губами выдавил Курт, плечом прижимая к уху телефон и протягивая руку к радио, чтобы выключить звук. Он отвлёкся всего на мгновение, но этого с лихвой хватило для того, чтобы случайно выехать на встречную полосу.
***
Рейчел продолжает перебирать пальцами манжеты плаща, словно стряхивая с них пыль, которой там нет и не было в помине. Она сидит, опустив голову, уже достаточно долго, и Курт чувствует себя виноватым, потому что понимает, насколько девушке трудно видеть друга в таком состоянии. Как и ему тяжело наблюдать её мучения. Её натянутые улыбки, отчаянные попытки подбодрить, вселить надежду, заново влюбить в жизнь. Рейчел окружала его поддержкой и заботой, готовностью разорваться в клочья для того, чтобы ему хоть на толику стало легче. Вот только Курт не мог отплатить ей тем же.
– А ещё я разговаривала с Кэрол, – наконец нарушает тишину подруга, и неустойчивая улыбка вновь озаряет её лицо. – Она сказала, что Берту с каждым днём становится всё лучше. Сегодня он даже впервые сам взял в руки ложку. Впрочем, Кэрол и сама должна была тебе об этом рассказать, она ведь приходила вчера, верно?..
Казалось бы, услышанное должно было поднять Курту настроение, каким-то образом обнадёжить. Однако в последнее время любые мысли об отце отзывались острой болью в сердце, будто кто-то беспощадно зажимал его в тиски. И реальность придавливала тяжёлым прессом, а мысль о том, что кому-то родному, бесценному, сейчас в разы хуже, чем тебе, высасывала последние капли надежды на лучшее. И выскальзывало на поверхность, словно большой пузырь воздуха, это ядовитое чувство – необратимости, невозможности что-либо изменить, безнадёжности. Которое ныло и ныло целыми днями, не давая передохнуть, царапая своими когтями свежие раны. И невыносимым становилось единственное желание – сдаться. Но только что-то по какой-то причине до сих пор удерживало на плаву, не давая захлебнуться. И это что-то – Рейчел.
Она не должна видеть его слёзы. Насмотрелась достаточно. Поэтому Курт, не в силах их удержать, просто отворачивается в сторону, и взгляд ненароком падает на букет белоснежных хризантем.
***
Всякий раз Курт взлетал на сцену, как на победный пьедестал. С ясным пониманием того, что должен преподнести своим гостям и что жаждет получить взамен. Обратная связь, взаимовыгодные отношения, честный бартер, вот, что это было. Узы, которые невозможно было разорвать, та тесная связь, которая натягивалась, как струна, во время каждого представления. Вспышки прожекторов заставляли щуриться, гром аплодисментов оглушал своеобразной взрывной волной, но он продолжал плавно передвигаться по сцене, ступая шаг за шагом. Приковывая к себе взгляды, властно заполучая всеобщее внимание и заставляя застывать в невесомой тишине, как только из его груди доносились первые звуки. Курт превращался в заклинателя змей, который своим голосом буквально завораживал присутствующих, гипнотизировал, вынуждая ловить каждое движение, повиноваться его неоспоримой власти. И можно было только диву даваться, как всего одна строчка, одна единственная нота заставляла людей замирать в немом восторге, а затем выплескиваться преданным восхищением. Курт превращал зрительный зал в густую однородную массу, из которой, словно искусный факир, мог лепить всё, что ему заблагорассудится. Выжимать, что угодно: жалостливые всхлипы, заразительный смех, одобрительные возгласы и нескончаемые волны оваций, сливающиеся с криками «Браво, бис!». Это была крепкая связь, безупречный тандем, который ничто и никто не мог нарушить. Пока звучал его голос.
***
Курт молчит вот уже девятнадцать дней. За последние две с лишним недели он не произнёс ни звука, не вымолвил ни слова, и врачам ничего не оставалось, как сочувствующе разводить руками. Как показало обследование, его связки и гортань не были повреждены, многочисленные тесты и анализы подтвердили, что он по-прежнему находится в здравом уме и твёрдой памяти, что ещё больше загоняет в тупик лучшие умы медицины. Единственным диагнозом, на который могли бы ссылаться доктора, становится психологическая травма. Курта не волнуют многочисленные переломы. Его кости срастутся, по крайней мере, по воодушевляющим прогнозам лекарей. Самым страшным для него оказывается то, что никто не мог точно сказать, сможет ли Курт когда-нибудь заговорить снова.
Он чувствует, как медленно прогибается кровать, и поворачивается в сторону Рейчел, которая осторожно присаживается рядом с ним, опираясь на спинку койки. Её глаза предательски блестят, но девушка уже не пытается спрятать от друга подступивших слёз. Прислонившись щекой к его волосам, она аккуратно берёт в свои ладони здоровую руку Курта и начинает мягко гладить по коже.
– А помнишь, как мы соревновались за соло из нашего любимого мюзикла? – шепчет ему на ухо подруга, тихонько усмехаясь воспоминаниям. – Готова поспорить, ты тогда ненавидел меня больше всего на свете.
От неё пахнет дождём и цветочными духами, а всё ещё влажные каштановые локоны приятно щекочут шею.
– А ещё, помнишь... – вновь начинает Рейчел, пока её не перебивает собственный смех. – Как я пыталась отбить у тебя Блейна? Всё началось с «бутылочки», кажется... Да? Да, точно, это была «бутылочка». И текила, много текилы, – девушка смущённо прикрывает рот, будто извиняясь за неуместный в данной ситуации хохот. – И знаете, что я вам скажу, мистер Хаммел? Вам очень повезло, потому что ваш муж отлично целуется.
Курт поднимает на Рейчел взгляд, и уголки его губ впервые за долгое время приподнимаются в лёгкой улыбке. Сильнее сжав его руку, Берри целует друга в висок и начинает плавно раскачиваться с ним из стороны в сторону.
– Какими же глупыми мы с тобой тогда были...
Они лежат какое-то время в полнейшей тишине, пока Рейчел, глубоко и отрывисто вздохнув, не прерывает её, начав напевать себе под нос:
Crimson and bare as I stand
Yours completely
Yours
As we go over...
Она всегда была рядом, что бы ни случилось. В любой ситуации, чего бы ей это ни стоило, в особенности после аварии. Рейчел сбегала с прогонов, генеральных репетиций, бросала годовалую Сью-Эллен на и без того занятого Финна и мчалась в больницу, которая за последние две недели успела стать ей вторым домом. Она вихрем врывалась в его одиночество, вступала в смертельную схватку с его отчаянием и тоской, заполняла собой глухую пустоту, болезненно разъедавшую её лучшего друга. Она готова была сделать всё. Принять боль на себя, если бы это понадобилось, если бы было возможно. Лишь бы не наблюдать за его мучениями.
Sing for the lion and lamb
Their hearts are hunting
Still hunts hope
Ever and ever
Ever...
Это была их мелодия, от начала до конца, вплоть до последнего аккорда. Песня, которую они напевали друг другу в особо тяжёлые времена, избавляясь тем самым от накопившегося на душе, освобождаясь и очищаясь от всех невзгод и неприятностей, вставших в какой-то момент на пути. Строки, помогавшие излечиться, залатать рваные раны. Своеобразное обезболивающее, их личная исповедь, которой они ни с кем не делились, бережно храня и скрывая от чужих глаз и ушей. Музыка, обладающая целебным свойством, способная творить чудеса.
Всё ещё поглаживая его тёплую ладонь, Рейчел продолжает вполголоса протягивать до боли знакомые слова:
What you are given
Can't be forgotten
And never forsaken
Когда слышит рядом едва уловимый, хриплый шёпот, повторяющий за ней:
What you are given
Can't be forgotten
And never forsaken
Медленно опустив взгляд, Рейчел смотрит на Курта, в чьих глазах также застывает изумление, тесно переплетённое с непониманием и где-то даже страхом. Они неотрывно вглядываются в лица друг друга, не решаясь нарушить воцарившееся молчание, пытаясь поверить, убедить себя в происходящем, боясь его спугнуть.
Сердце Курта учащённо бьётся в груди, и с губ срывается приглушённый вздох, когда он понимает одну простую истину: эти сиплые, с трудом уловимые звуки издавал не его голос, это пела его душа. Истерзанная, замученная, не подававшая признаков жизни, она всё-таки нашла в себе силы выбраться из этого немого заточения, царства убивающей тишины.
Рейчел прижимает Курта к своей груди, касаясь губами затылка. Обнимает его так крепко, словно он мог исчезнуть в любую секунду, стоило ей на мгновение сомкнуть веки. Горячие слёзы скатываются по её щекам, девушка продолжает раскачиваться из стороны в сторону, согревая друга своим теплом, удерживая и защищая маленькую искорку, спасительно вспыхнувшую на горизонте.
– Всё будет хорошо, Курт, слышишь? – сквозь отрывистые всхлипы шепчет Рейчел, целуя его взмокший лоб, переплетая пальцы. – Всё будет хорошо.
И он верит ей, беспрекословно. Потому что друзья от Бога никогда не врут.
-
-
17.09.2012 в 23:10И я каждый раз реву, когда читаю
-
-
17.09.2012 в 23:13-
-
17.09.2012 в 23:23С планшета это проблематично( И я не знаю, как аудио вставлять.
И я каждый раз реву, когда читаю
Нинада( И реветь и перечитывать.
а во-вторых, ты разве не сохранила полную версию?
Сохранила, только она в черновом варианте, там больше тезисы. Да и кому она сейчас нужна...
Я так и думала, что твой.
Даже не знаю, хорошо это или плохо..)
-
-
17.09.2012 в 23:29тогда я сама вставлю
Да и кому она сейчас нужна...
мне! и тебе! и вообще!
-
-
17.09.2012 в 23:36Буду благодарна ^^
мне! и тебе! и вообще!
Возможно, когда выдастся свободный денек и я не буду ничем параллельно занята, все же засяду за полную версию... Хотя я редко возвращаюсь к уже написанным вещам.
-
-
17.09.2012 в 23:42ужо!
Возможно, когда выдастся свободный денек и я не буду ничем параллельно занята
я буду лелеять надежду
-
-
17.09.2012 в 23:44-
-
17.09.2012 в 23:47вот! Слушайся Машу!
-
-
18.09.2012 в 00:01-
-
18.09.2012 в 00:02-
-
18.09.2012 в 09:20По истине талантливым людям свойственно себя критиковать
Шикарный драббл, Гру
-
-
19.09.2012 в 00:25