я фрукт, я фрукт, питательный продукт ©
Что касается данного драббла, мне, признаться, было абсолютно всё равно какие впечатления он вызовет у читателя. Потому что эта работа много значит для меня, я очень бережно к ней отношусь и этого мне было вполне достаточно.
Ну и... Стоит ли говорить, что в заданный объём уместить задуманное в полной мере не получилось?..)
Название: Я тоже
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Ник, Курт
Размер: 1992 слово
Жанр: Angst, Hurt/Comfort
Статус: Закончен
Саммари: Дэйв всё-таки покончил с собой
читатьПочти полная луна заливает территорию кладбища молочным светом, словно экран кинотеатра в начале сеанса, и языки надгробий сейчас очень напоминают пустые места в зрительном зале. Места, которые никто не хотел бы занять. Я провожу рукой по холодному мрамору и присаживаюсь на корточки, вчитываясь в знакомые буквы. Взгляд ненароком вылавливает в блестящей поверхности мой силуэт, чернеющий на фоне гравировки, и у меня на мгновение перехватывает дыхание. Будто эта плита, этот неодушевлённый кусок камня даёт мне понять, что на твоём месте должен быть я. По всем законам справедливости.
Влажный туман прилипает к одежде, а каждое новое дуновение ветра пробирает до костей. Ночные птицы то и дело нарушают тишину своими криками, и всё вокруг кажется таким одновременно живым и неживым. Застывшим, и в тоже время притаившимся, наблюдающим за тобой, подстерегающим. Ветви деревьев отбрасывают на землю причудливые тени, похожие на костлявые лапы неизвестного существа, листва тихо шелестит над головой, а где-то вдалеке даже слышится собачий лай. Идеальная атмосфера для съёмки молодёжного хоррора. Вот только мне не страшно ни капли. Я не боюсь приходить сюда ночью. Я боюсь приходить сюда днём, когда можно встретиться лицом к лицу с твоими родными и близкими, которым я попросту не смогу посмотреть в глаза.
Я ещё раз касаюсь ладонью надгробья и как всегда шепчу всего одно слово: «Прости». После чего приподнимаюсь и шагаю по безлюдной аллее через ряды безмолвных свидетелей.
В помещении бара душно и накурено, а ещё очень громко: чужой галдеж и музыка буквально впиваются в мои мысли, но мне это даже на руку – мечтаю от них избавиться. Я опускаюсь на стул рядом с барной стойкой и заказываю двойной скотч, мой спасительный эликсир, помогающий забыться хотя бы на какое-то время. Опрокидываю в себя стакан залпом, и обжигающее тепло медленной волной проходится по всему телу.
– Чего-нибудь, покрепче... – слышу в метре от себя голос, который на мгновение кажется мне знакомым, хотя я тут же отгоняю от себя эти мысли.
– Что именно? – интересуется бармен.
– Что-нибудь. Всё равно.
И я понимаю, что не ошибся. Это действительно был он, и, взглянув в его сторону, я не могу сдержать удивления, когда убеждаюсь в этом окончательно.
– Вот так встреча... – срывается с губ непроизвольно.
Он поворачивает голову и смотрит на меня изумлёнными и где-то даже испуганными глазами, будто шпион, которого только что благополучно рассекретили. Но затем справляется с этим чувством и лишь вопросительно приподнимает брови.
– Ник... – прищурившись, выплёвывает Курт с таким отвращением, словно ему в рот случайно залетела муха. – Вот уж и правда, не ожидал тебя здесь увидеть...
То, с каким презрением он это произносит, незамедлительно разжигает во мне искру раздражения, но я только молча хмыкаю, нацепив на лицо язвительную улыбку.
Когда перед Куртом возникает рюмка с чем-то спиртным, он уверенно вливает в себя её содержимое и хмурится, закашлявшись на выдохе. И я понимаю, что этот птенец совсем не умеет пить. После того, как парень просит бармена повторить, он окидывает меня пренебрежительным взглядом и негромко проговаривает:
– Я думал, всё свободное время ты проводишь, рисуя граффити на шкафчиках своих сверстников...
Бам, и будто удар по лицу. Раздражение плавно перетекает в ненависть, которая начинает бурлить внутри, словно раскалённая лава, требуя выхода. Я не позволю ему отпускать подобные фразы, обвинять меня в том, в чём сам виноват не меньше. Не позволю делать это человеку, который принёс тебе столько страданий.
– Знаешь, ты тоже не похож на завсегдатая подобных заведений. И, признаться, не думал, что когда-нибудь ещё встречу тебя в этом районе. Был уверен, что ты уже давно успел сменить школу, или переехать в другой город, а то и штат. Ты ведь именно так поступаешь с проблемами, просто сбегаешь от них, верно?
Я придвигаюсь ближе и заглядываю ему в глаза, намеренно нарушая личное пространство, и на мгновение Курт даже немного отстраняется под моим напором. Но вскоре смотрит на меня с тем же прищуром и фыркает:
– Откуда ты...
– Слухами земля полнится, Хаммел, – перебиваю я его. – А в старшей школе они распространяются подобно чуме.
– Красиво сказано... Почему бы тебе не написать это баллончиком вон на той стене? – процеживает Курт и опустошает вторую рюмку.
Бам. Ещё один удар, и я едва сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него с кулаками. Но я заставляю себя успокоиться и заказываю ещё скотч, который снова приходит на помощь, всё больше затуманивая мой рассудок.
Мы молчим довольно долго, и мне уже начинает казаться, что с разговорами на сегодня покончено, однако через некоторое время Курт устремляет взгляд на пустую рюмку в своей руке и протягивает:
– Что, запиваешь своё горе, Ник? Я правильно понимаю? Это неловкое чувство, когда из-за тебя кончает с жизнью твой знакомый?
– Из-за меня?! – в сердцах выпаливаю я и резко разворачиваю стул Курта так, чтобы быть к нему лицом к лицу. – А сам ты к этому непричастен, хочешь сказать? Не поспособствовал тому, чтобы Дэйв захотел на себя руки наложить? Правда так думаешь?..
Я вновь оказываюсь слишком близко, и Курту это не нравится. Он пытается отодвинуть меня, упираясь руками в плечи, но я только сильнее нависаю над ним, сжимая сидение стула.
– Ты действительно не обладаешь особым интеллектом, если считаешь, что в этом есть моя вина.
– Ох, да что ты! То есть, это не ты отшил Дэйва, а потом сбежал в другую школу, где нашёл себе сладкоголосого паренька из своего «лагеря»? Не ты отверг его... ухаживания, когда он пытался с тобой сблизиться? Не ты игнорировал его звонки? – я перевожу дыхание и добавляю: – Слухи, Хаммел. Не забывай.
Бам, и ответный удар, и Курт тут же превращается в одно большое возмущение. Оно сквозит из глаз, буравивших своим взором, читается в сжатых губах, быстро вздымающейся груди. И я вдруг ловлю себя на том, что получаю от этого необъяснимое удовольствие.
Он всё же собирается с силой и отталкивает меня, да так, что мне приходится ухватиться за барную стойку. После чего смотрит исподлобья и процеживает сквозь зубы:
– Не тебе меня судить, Ник. Ты ничего не знаешь о сложившейся ситуации. Ни-че-го! Поэтому не спеши делать выводы, – Курт замолкает ненадолго, а затем, будто не выдержав, восклицает: – Ты будешь читать мне мораль?! После того, как издевался над Дэйвом, называл его... пидором, рассказал всем, что он гей...
Мне кажется, это продолжается бесконечно. Наша словесная перепалка начинает напоминать пинг-понг, мы просто отбиваем оскорбления друг друга, перемещая игру на чужое поле. Алкоголя в крови становится всё больше, фразы, высказанные сгоряча, всё жёстче, и создаётся впечатление, что эта ругань никогда не закончится, пока мы не понимаем, что сил на выяснение отношений у нас не остаётся.
Я плохо помню, как Курт оказывается в моей машине. Помню только, что он, уже изрядно выпивший, говорит, что ни за что не сядет в таком состоянии за руль, и вообще не знает, каким органом думал, когда решил отправиться в бар. Тогда я бормочу, что за руль сяду сам, и мне сочно плевать на то, разобьёмся мы при этом или нет: если суждено, это произойдёт в любом случае. И вот рука Курта оказывается на моей шее, и я тащу его к своему авто, усаживаю на переднее сидение и завожу мотор. Свет фар резко пронзает полумрак.
Дорога всегда помогала мне забыться не хуже алкоголя. Это необъяснимое чувство, когда ты несёшься по пустой трассе, вдавливая в пол педаль газа, когда ветер свистит в приоткрытое окно, а мотор ревёт, словно дикий звёрь. Ревёт за тебя, заменяя твой собственный крик души, который ты боишься выпустить наружу.
Мы едем в полнейшей тишине. Мои руки прикованы к рулю, а глаза устремлены в ночную даль, и я лишь изредка поглядываю на спящего Курта, чтобы убедиться, жив ли он ещё. Кажется, дышит.
В какой-то момент, когда я поворачиваюсь, мой взгляд почему-то задерживается на нём дольше обычного. Я рассматриваю Курта, пытаясь понять, что тебя в нём так привлекло, что заставило пустить свою жизнь под откос. И не нахожу ничего, что могло бы дать мне подсказку. Каштановые волосы, в настоящее время беспорядочно растрёпанные, вполне обычные черты лица, бледная кожа, на которой после спиртного лишь слегка розовеет румянец. Не понимаю. Вот только я продолжаю смотреть на него, не в силах отвести глаз. Будто что-то притягивает меня, как магнит, пока я, опомнившись, не отворачиваюсь. Я продолжаю вглядываться в мелькающую разделительную полосу, стараясь ни о чём не думать и полностью посвятить себя дороге, как вдруг слышу тихие всхлипы.
– Курт?
Он что-то произносит в ответ, но я не могу разобрать ни звука.
– Что?
– Мы убили его... – повторяет парень, и вздох застревает в моем горле, а пальцы сильнее впиваются в руль.
– Прекрати.
– Убили, понимаешь?..
Я вновь поворачиваю голову в его сторону, и покрасневшие глаза напротив встречают меня по-детски испуганным взглядом.
– Мы... Убили его... – опять говорит Курт, пока в моей груди начинает возгораться новая искра раздражения. Не позволю, чтобы он напоминал мне об этом. Только не сейчас, хватит для одного дня.
– Перестань, Хаммел.
– Убили...
Всхлипы становятся всё громче, и я понимаю, что ещё чуть-чуть, и они перетекут в настоящую истерику. Я съезжаю на обочину и притормаживаю, после чего хватаю Курта за запястье и притягиваю к себе, так, что он оказывается всего в нескольких сантиметрах от моего лица.
– Замолчи, Хаммел, я прошу тебя...
– Разве ты не понимаешь... Это мы во всём виноваты, мы довели его...
– Заткнись, пожалуйста...
– Это всё мы...
По его щекам уже градом катятся слёзы, он начинает лихорадочно качать головой, повторяя одни и те же слова, отрывисто глотая ртом воздух. И я не успеваю остановить свою руку, которая внезапно замахивается и отвешивает Курту пощёчину. Он замолкает, и долгожданная тишина заполняет собой салон автомобиля. Хаммел сидит какое-то время неподвижно, а затем медленно поднимает на меня глаза и смотрит в упор. Его взгляд кажется мне странным, я не понимаю, что он означает. Курт внимательно, с неким удивлением и даже озарением, рассматривает моё лицо, словно перед ним в данный момент сижу не я, а кто-то другой. Кто-то, кого он очень хорошо знал, но кто никак не мог быть сейчас рядом.
Я выхожу из машины, громко хлопая дверью, и меня тут же заглатывает беспросветная ночь. Кулаком со всей силы бью по капоту, а после отхожу на несколько шагов от авто, и из груди невольно вырывается рык. Я кричу, хватаясь за голову, чувствуя, как боль скручивает всё тело, сковывает его, будто судорогой. Заставляю себя успокоиться. Стою посреди голой трассы, вздыхаю глубоко, словно не в силах напиться этим влажным воздухом, пока прохладный ветер раздувает мои волосы.
– Как думаешь... Он нас сейчас видит?.. – слышу за спиной тихий голос и не спеша поворачиваюсь.
Курт стоит в паре метрах, подняв голову к небу. Его губы всё ещё дрожат, но, кажется, он всё же сумел взять себя в руки.
Я хочу сказать ему, что самоубийцы навряд ли попадают в рай, поскольку это величайший грех, но вместо этого едва слышно выдавливаю:
– Не знаю...
– Прости... – шепчет Курт, обращаясь к звёздному простору. – Прости нас. Если только сможешь.
Я смотрю на него, на его выгнутую бледную шею, всё ещё поблёскивающие от слёз глаза, с такой искренней надеждой глядящие вверх. Затем разворачиваюсь и устало выдыхаю через плечо:
– Иди в машину, Курт...
Мне нужно побыть в одиночестве. Жизненно необходимо. Наедине с собой, этой бесконечной ночью и этим чёртовым небом, на случай, если ты действительно нас видишь.
– Ник, я на работу, завтрак на столе... – голос матери размыто вплетается в мой сон, и я нехотя разлепляю тяжёлые веки. В голове трещит, как в детской погремушке. Я потягиваюсь на кровати и растираю ладонью лоб, пока взгляд не падает на мою правую руку. Я рассматриваю её в утреннем свете, поворачивая во все стороны, не в силах уяснить, что же меня смущает. Пока наконец не понимаю – на ней нет никаких повреждений. Ни единой царапины или кровоподтека после вчерашнего столкновения с капотом. Ничего из того, что доказывало бы реальность произошедшего вчерашней ночью.
Я поднимаюсь по лестнице, сжимая в руке небольшой букет и пакет с фруктами. Никогда в жизни никого не навещал в больнице – просто не приходилось, но, кажется, так поступают, когда приходят кого-нибудь проведать – приносят гостинцы.
Подойдя к нужной палате, топчусь некоторое время на месте, но после всё же осторожно стучу и приоткрываю дверь.
– Можно?
Прохожу в помещение и останавливаюсь на пороге. Ты встречаешь меня удивлённым взглядом, будто это я недавно балансировал на грани жизни и смерти. С моих губ срывается вздох облегчения. Смотрю на тебя неотрывно, как усталый путник на мираж после долгого скитания по пустыне, и говорю первое, что приходит мне в голову:
– Я очень рад, что ты жив, Дэйв.
А ты поначалу молчишь, после чего опускаешь глаза и едва слышно проговариваешь:
– Я тоже...
Ну и... Стоит ли говорить, что в заданный объём уместить задуманное в полной мере не получилось?..)
Название: Я тоже
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Ник, Курт
Размер: 1992 слово
Жанр: Angst, Hurt/Comfort
Статус: Закончен
Саммари: Дэйв всё-таки покончил с собой
читатьПочти полная луна заливает территорию кладбища молочным светом, словно экран кинотеатра в начале сеанса, и языки надгробий сейчас очень напоминают пустые места в зрительном зале. Места, которые никто не хотел бы занять. Я провожу рукой по холодному мрамору и присаживаюсь на корточки, вчитываясь в знакомые буквы. Взгляд ненароком вылавливает в блестящей поверхности мой силуэт, чернеющий на фоне гравировки, и у меня на мгновение перехватывает дыхание. Будто эта плита, этот неодушевлённый кусок камня даёт мне понять, что на твоём месте должен быть я. По всем законам справедливости.
Влажный туман прилипает к одежде, а каждое новое дуновение ветра пробирает до костей. Ночные птицы то и дело нарушают тишину своими криками, и всё вокруг кажется таким одновременно живым и неживым. Застывшим, и в тоже время притаившимся, наблюдающим за тобой, подстерегающим. Ветви деревьев отбрасывают на землю причудливые тени, похожие на костлявые лапы неизвестного существа, листва тихо шелестит над головой, а где-то вдалеке даже слышится собачий лай. Идеальная атмосфера для съёмки молодёжного хоррора. Вот только мне не страшно ни капли. Я не боюсь приходить сюда ночью. Я боюсь приходить сюда днём, когда можно встретиться лицом к лицу с твоими родными и близкими, которым я попросту не смогу посмотреть в глаза.
Я ещё раз касаюсь ладонью надгробья и как всегда шепчу всего одно слово: «Прости». После чего приподнимаюсь и шагаю по безлюдной аллее через ряды безмолвных свидетелей.
***
В помещении бара душно и накурено, а ещё очень громко: чужой галдеж и музыка буквально впиваются в мои мысли, но мне это даже на руку – мечтаю от них избавиться. Я опускаюсь на стул рядом с барной стойкой и заказываю двойной скотч, мой спасительный эликсир, помогающий забыться хотя бы на какое-то время. Опрокидываю в себя стакан залпом, и обжигающее тепло медленной волной проходится по всему телу.
– Чего-нибудь, покрепче... – слышу в метре от себя голос, который на мгновение кажется мне знакомым, хотя я тут же отгоняю от себя эти мысли.
– Что именно? – интересуется бармен.
– Что-нибудь. Всё равно.
И я понимаю, что не ошибся. Это действительно был он, и, взглянув в его сторону, я не могу сдержать удивления, когда убеждаюсь в этом окончательно.
– Вот так встреча... – срывается с губ непроизвольно.
Он поворачивает голову и смотрит на меня изумлёнными и где-то даже испуганными глазами, будто шпион, которого только что благополучно рассекретили. Но затем справляется с этим чувством и лишь вопросительно приподнимает брови.
– Ник... – прищурившись, выплёвывает Курт с таким отвращением, словно ему в рот случайно залетела муха. – Вот уж и правда, не ожидал тебя здесь увидеть...
То, с каким презрением он это произносит, незамедлительно разжигает во мне искру раздражения, но я только молча хмыкаю, нацепив на лицо язвительную улыбку.
Когда перед Куртом возникает рюмка с чем-то спиртным, он уверенно вливает в себя её содержимое и хмурится, закашлявшись на выдохе. И я понимаю, что этот птенец совсем не умеет пить. После того, как парень просит бармена повторить, он окидывает меня пренебрежительным взглядом и негромко проговаривает:
– Я думал, всё свободное время ты проводишь, рисуя граффити на шкафчиках своих сверстников...
Бам, и будто удар по лицу. Раздражение плавно перетекает в ненависть, которая начинает бурлить внутри, словно раскалённая лава, требуя выхода. Я не позволю ему отпускать подобные фразы, обвинять меня в том, в чём сам виноват не меньше. Не позволю делать это человеку, который принёс тебе столько страданий.
– Знаешь, ты тоже не похож на завсегдатая подобных заведений. И, признаться, не думал, что когда-нибудь ещё встречу тебя в этом районе. Был уверен, что ты уже давно успел сменить школу, или переехать в другой город, а то и штат. Ты ведь именно так поступаешь с проблемами, просто сбегаешь от них, верно?
Я придвигаюсь ближе и заглядываю ему в глаза, намеренно нарушая личное пространство, и на мгновение Курт даже немного отстраняется под моим напором. Но вскоре смотрит на меня с тем же прищуром и фыркает:
– Откуда ты...
– Слухами земля полнится, Хаммел, – перебиваю я его. – А в старшей школе они распространяются подобно чуме.
– Красиво сказано... Почему бы тебе не написать это баллончиком вон на той стене? – процеживает Курт и опустошает вторую рюмку.
Бам. Ещё один удар, и я едва сдерживаюсь, чтобы не наброситься на него с кулаками. Но я заставляю себя успокоиться и заказываю ещё скотч, который снова приходит на помощь, всё больше затуманивая мой рассудок.
Мы молчим довольно долго, и мне уже начинает казаться, что с разговорами на сегодня покончено, однако через некоторое время Курт устремляет взгляд на пустую рюмку в своей руке и протягивает:
– Что, запиваешь своё горе, Ник? Я правильно понимаю? Это неловкое чувство, когда из-за тебя кончает с жизнью твой знакомый?
– Из-за меня?! – в сердцах выпаливаю я и резко разворачиваю стул Курта так, чтобы быть к нему лицом к лицу. – А сам ты к этому непричастен, хочешь сказать? Не поспособствовал тому, чтобы Дэйв захотел на себя руки наложить? Правда так думаешь?..
Я вновь оказываюсь слишком близко, и Курту это не нравится. Он пытается отодвинуть меня, упираясь руками в плечи, но я только сильнее нависаю над ним, сжимая сидение стула.
– Ты действительно не обладаешь особым интеллектом, если считаешь, что в этом есть моя вина.
– Ох, да что ты! То есть, это не ты отшил Дэйва, а потом сбежал в другую школу, где нашёл себе сладкоголосого паренька из своего «лагеря»? Не ты отверг его... ухаживания, когда он пытался с тобой сблизиться? Не ты игнорировал его звонки? – я перевожу дыхание и добавляю: – Слухи, Хаммел. Не забывай.
Бам, и ответный удар, и Курт тут же превращается в одно большое возмущение. Оно сквозит из глаз, буравивших своим взором, читается в сжатых губах, быстро вздымающейся груди. И я вдруг ловлю себя на том, что получаю от этого необъяснимое удовольствие.
Он всё же собирается с силой и отталкивает меня, да так, что мне приходится ухватиться за барную стойку. После чего смотрит исподлобья и процеживает сквозь зубы:
– Не тебе меня судить, Ник. Ты ничего не знаешь о сложившейся ситуации. Ни-че-го! Поэтому не спеши делать выводы, – Курт замолкает ненадолго, а затем, будто не выдержав, восклицает: – Ты будешь читать мне мораль?! После того, как издевался над Дэйвом, называл его... пидором, рассказал всем, что он гей...
Мне кажется, это продолжается бесконечно. Наша словесная перепалка начинает напоминать пинг-понг, мы просто отбиваем оскорбления друг друга, перемещая игру на чужое поле. Алкоголя в крови становится всё больше, фразы, высказанные сгоряча, всё жёстче, и создаётся впечатление, что эта ругань никогда не закончится, пока мы не понимаем, что сил на выяснение отношений у нас не остаётся.
Я плохо помню, как Курт оказывается в моей машине. Помню только, что он, уже изрядно выпивший, говорит, что ни за что не сядет в таком состоянии за руль, и вообще не знает, каким органом думал, когда решил отправиться в бар. Тогда я бормочу, что за руль сяду сам, и мне сочно плевать на то, разобьёмся мы при этом или нет: если суждено, это произойдёт в любом случае. И вот рука Курта оказывается на моей шее, и я тащу его к своему авто, усаживаю на переднее сидение и завожу мотор. Свет фар резко пронзает полумрак.
Дорога всегда помогала мне забыться не хуже алкоголя. Это необъяснимое чувство, когда ты несёшься по пустой трассе, вдавливая в пол педаль газа, когда ветер свистит в приоткрытое окно, а мотор ревёт, словно дикий звёрь. Ревёт за тебя, заменяя твой собственный крик души, который ты боишься выпустить наружу.
Мы едем в полнейшей тишине. Мои руки прикованы к рулю, а глаза устремлены в ночную даль, и я лишь изредка поглядываю на спящего Курта, чтобы убедиться, жив ли он ещё. Кажется, дышит.
В какой-то момент, когда я поворачиваюсь, мой взгляд почему-то задерживается на нём дольше обычного. Я рассматриваю Курта, пытаясь понять, что тебя в нём так привлекло, что заставило пустить свою жизнь под откос. И не нахожу ничего, что могло бы дать мне подсказку. Каштановые волосы, в настоящее время беспорядочно растрёпанные, вполне обычные черты лица, бледная кожа, на которой после спиртного лишь слегка розовеет румянец. Не понимаю. Вот только я продолжаю смотреть на него, не в силах отвести глаз. Будто что-то притягивает меня, как магнит, пока я, опомнившись, не отворачиваюсь. Я продолжаю вглядываться в мелькающую разделительную полосу, стараясь ни о чём не думать и полностью посвятить себя дороге, как вдруг слышу тихие всхлипы.
– Курт?
Он что-то произносит в ответ, но я не могу разобрать ни звука.
– Что?
– Мы убили его... – повторяет парень, и вздох застревает в моем горле, а пальцы сильнее впиваются в руль.
– Прекрати.
– Убили, понимаешь?..
Я вновь поворачиваю голову в его сторону, и покрасневшие глаза напротив встречают меня по-детски испуганным взглядом.
– Мы... Убили его... – опять говорит Курт, пока в моей груди начинает возгораться новая искра раздражения. Не позволю, чтобы он напоминал мне об этом. Только не сейчас, хватит для одного дня.
– Перестань, Хаммел.
– Убили...
Всхлипы становятся всё громче, и я понимаю, что ещё чуть-чуть, и они перетекут в настоящую истерику. Я съезжаю на обочину и притормаживаю, после чего хватаю Курта за запястье и притягиваю к себе, так, что он оказывается всего в нескольких сантиметрах от моего лица.
– Замолчи, Хаммел, я прошу тебя...
– Разве ты не понимаешь... Это мы во всём виноваты, мы довели его...
– Заткнись, пожалуйста...
– Это всё мы...
По его щекам уже градом катятся слёзы, он начинает лихорадочно качать головой, повторяя одни и те же слова, отрывисто глотая ртом воздух. И я не успеваю остановить свою руку, которая внезапно замахивается и отвешивает Курту пощёчину. Он замолкает, и долгожданная тишина заполняет собой салон автомобиля. Хаммел сидит какое-то время неподвижно, а затем медленно поднимает на меня глаза и смотрит в упор. Его взгляд кажется мне странным, я не понимаю, что он означает. Курт внимательно, с неким удивлением и даже озарением, рассматривает моё лицо, словно перед ним в данный момент сижу не я, а кто-то другой. Кто-то, кого он очень хорошо знал, но кто никак не мог быть сейчас рядом.
Я выхожу из машины, громко хлопая дверью, и меня тут же заглатывает беспросветная ночь. Кулаком со всей силы бью по капоту, а после отхожу на несколько шагов от авто, и из груди невольно вырывается рык. Я кричу, хватаясь за голову, чувствуя, как боль скручивает всё тело, сковывает его, будто судорогой. Заставляю себя успокоиться. Стою посреди голой трассы, вздыхаю глубоко, словно не в силах напиться этим влажным воздухом, пока прохладный ветер раздувает мои волосы.
– Как думаешь... Он нас сейчас видит?.. – слышу за спиной тихий голос и не спеша поворачиваюсь.
Курт стоит в паре метрах, подняв голову к небу. Его губы всё ещё дрожат, но, кажется, он всё же сумел взять себя в руки.
Я хочу сказать ему, что самоубийцы навряд ли попадают в рай, поскольку это величайший грех, но вместо этого едва слышно выдавливаю:
– Не знаю...
– Прости... – шепчет Курт, обращаясь к звёздному простору. – Прости нас. Если только сможешь.
Я смотрю на него, на его выгнутую бледную шею, всё ещё поблёскивающие от слёз глаза, с такой искренней надеждой глядящие вверх. Затем разворачиваюсь и устало выдыхаю через плечо:
– Иди в машину, Курт...
Мне нужно побыть в одиночестве. Жизненно необходимо. Наедине с собой, этой бесконечной ночью и этим чёртовым небом, на случай, если ты действительно нас видишь.
***
– Ник, я на работу, завтрак на столе... – голос матери размыто вплетается в мой сон, и я нехотя разлепляю тяжёлые веки. В голове трещит, как в детской погремушке. Я потягиваюсь на кровати и растираю ладонью лоб, пока взгляд не падает на мою правую руку. Я рассматриваю её в утреннем свете, поворачивая во все стороны, не в силах уяснить, что же меня смущает. Пока наконец не понимаю – на ней нет никаких повреждений. Ни единой царапины или кровоподтека после вчерашнего столкновения с капотом. Ничего из того, что доказывало бы реальность произошедшего вчерашней ночью.
***
Я поднимаюсь по лестнице, сжимая в руке небольшой букет и пакет с фруктами. Никогда в жизни никого не навещал в больнице – просто не приходилось, но, кажется, так поступают, когда приходят кого-нибудь проведать – приносят гостинцы.
Подойдя к нужной палате, топчусь некоторое время на месте, но после всё же осторожно стучу и приоткрываю дверь.
– Можно?
Прохожу в помещение и останавливаюсь на пороге. Ты встречаешь меня удивлённым взглядом, будто это я недавно балансировал на грани жизни и смерти. С моих губ срывается вздох облегчения. Смотрю на тебя неотрывно, как усталый путник на мираж после долгого скитания по пустыне, и говорю первое, что приходит мне в голову:
– Я очень рад, что ты жив, Дэйв.
А ты поначалу молчишь, после чего опускаешь глаза и едва слышно проговариваешь:
– Я тоже...
-
-
19.09.2012 в 00:28-
-
20.09.2012 в 00:53-
-
22.09.2012 в 21:28Вначале всё так отчаянно и больно, а потом так резко под дых осознание того, что Дэйв жив....
Это было сильно, Оль, спасибо.
-
-
22.09.2012 в 22:53Не надо
Спасибо тебе, что прочитала, Жень.