Название: Meathead
Фандом: Orphan Black
Автор: Gru.Sha
Бета: .Аль.
Размер: 1517 слов
Персонажи: Сара Мэннинг, Хелена
Категория: фемслэш
Жанр: ангст, романс, hurt/comfort, POV
Рейтинг: PG-13
Примечание: клонцест
Саммари: Когда я думаю о своей сестре, я всегда думаю о её голове.
Когда я думала о своей сестре, я всегда думала о её голове. Десятки раз я представляла, как с размаху, приложив все силы, ударяю её виском о бетонную стену, где остаётся смазанная кровавая клякса, а на пол осыпается пыльное крошево штукатурки. Как она падает, и жёлто-белые кудри ложатся на бледное лицо ажурной вуалью. А я опускаюсь рядом с ней на колени и слушаю, как она скулит, жалобно, вздымая своим дыханием волосы, которые прилипают к губам, и просит у меня прощения за всё, что она со мной сделала.
Иногда я представляла, как отправляю пулю ей в лоб. Не так, как это произошло в действительности, когда я, задыхаясь от страха и отчаяния, дрожащей рукой нажала на курок, и пуля помиловала её, пройдя навылет. Нет. В своих фантазиях я делала это уверенно, без малейших колебаний. Всего одно быстрое движение сустава, и между её бровей, точно по центру, третьим глазом появляется входное отверстие. Она неуклюже взмахивает руками, в финальных конвульсиях цепляясь за воздух, и падает навзничь – на свои уродливые, подёрнутые бурой коркой крылья, которым так и не удалось спасти эту дурную птицу.
Эти картинки обжигали мои веки каждый раз, как я закрывала глаза, вспоминая о ней. До вчерашней ночи.
Дурацкое старомодное кружевное платье было сплошь усеяно кровавыми брызгами. С большого кухонного ножа, который она держала в руке, кровь капала на кафель, оставляя на нём цепочку красных бусин, и все это чертовски напоминало сцену из заурядного фильма ужасов. Мою грудь сдавил спазм, а с языка стали слетать бессвязные слова:
– Ты… Ты мертва, Хелена... Ты должна быть мертва... Я убила тебя...
Я беспомощно переминалась с ноги на ногу, судорожно дёргала руками, раздирая кожу запястий краями наручников, а она неотрывно смотрела на меня и всё приближалась. Я не готова была умирать. Только не так – загнанной в угол, диким зверем, угодившим в капкан, не имеющим возможности ни бежать, ни бороться до последнего. Только не от её рук – на которых уже так много крови, которые способны лишить жизни за считанные секунды, – этих невероятно сильных, безжалостных рук.
Я не готова была умирать, но успела поверить в близость смерти. В моём положении сделать это было совсем не трудно – неадекватная девушка с ножом, мгновение назад зарезавшая здорового крепкого мужчину, а теперь неумолимо приближающаяся к тебе, вряд ли вселила бы кому-нибудь уверенность в своих силах.
Она подошла совсем близко, прислонилась к дверце душевой кабинки перепачканным лбом – тем самым, в который я так мечтала всадить пулю, – и посмотрела на меня странным взглядом, как глупый преданный пёс, принёсший хозяину брошенную палку. Уставший, но довольный проделанной работой.
Лезвие ножа царапает край дверцы, и моё сердце пропускает удар – по-видимому, опасаясь встречи с остриём. Она говорила о том, что у неё что-то отняли, что ей нужна помощь, но всё, что я могла тогда слышать – это скрежет металла о стекло. Всё, что я могла видеть – это безумный огонёк, искрящийся в её глазах.
Находясь рядом с живым воплощением непредсказуемости, я была готова к любым её действиям. Она могла запросто перерезать мне горло, вспороть живот или вонзить нож в грудь, но вместо этого сократила остававшееся между нами расстояние и прильнула ко мне, обхватив руками за талию.
***
Когда я думаю о своей сестре, я всегда думаю о её голове. Что таится в этой маленькой черепушке под белым облаком кудрей? Какие мысли плутают по лабиринту извилин, что за демоны подталкивают её на такие дикие поступки? Что довело её до такой жизни? Вряд ли когда-нибудь мне удастся узнать ответы на эти вопросы, разгадать эту головоломку. Вот только почему раньше меня это нисколько не беспокоило?
***
В палатке холодно и пахнет средством от насекомых. Уснуть не удаётся уже больше часа, и я, чувствуя, как начинает затекать рука, в очередной раз переворачиваюсь на другой бок. Волосы Хелены тут же попадают мне в нос – делить на двоих продавленный матрас и кашлатое одеяло не очень-то удобно, но это всё же лучше, чем корячиться в машине. Здесь хотя бы можно вытянуть ноги.
На Хелене моя старая футболка времён колледжа и штаны Феликса, на удивление оказавшиеся ей впору, разве что длинноваты немного. Мне холодно в свитере, а вот ей, кажется, и так хорошо, заснула сразу. Оно и немудрено – после всех тех условий и жутких мест, где ей приходилось коротать время, маленькая брезентовая палатка в лесной чаще может показаться царскими хоромами.
От Хелены впервые приятно пахнет – стиральным порошком и моим мятным шампунем, – после той страшной ночи мы с братом заставили её отмокать в ванне до тех пор, пока последняя капля крови не растворилась в мыльной пене.
Тело никак не хочет отпускать мелкая дрожь. Руки замёрзли больше всего, и я тру онемевшие ладони друг о друга, чтобы хоть как-то согреться.
– Тебе холодно, сэстра? – сонно протягивает Хелена, приподняв голову.
Выходит, не только мне не удаётся заснуть этой ночью.
– Нормально, спи, – бурчу я, разминая пальцы. Но разве она когда-нибудь меня слушала.
Повернувшись ко мне лицом, Хелена берёт мои руки в свои и, интенсивно растирая, дышит на них. Так в детстве на прогулке делала миссис С, когда я забывала дома варежки. Внезапно нахлынувшие воспоминания длятся не более пары секунд.
От жаркого дыхания Хелены кожа пальцев начинает приятно покалывать, и дрожь понемногу отступает.
– Так лучше? – спрашивает она, не выпуская моих рук.
– Лучше, – честно признаюсь я и небрежно добавляю: – Самой-то не холодно?
– Нет. В футболке сэстры очень тепло.
Я хмыкаю, а Хелена придвигается ближе – так, что наши носы едва не соприкасаются, – и поправляет одеяло, натягивая его до моего подбородка.
Кто сделал её неуязвимой, что за ангел-хранитель следует за ней по пятам незримой тенью, раз за разом возвращая с того света? Кто прощает ей все грехи, все беды, которые этот чёрный вестник несёт встретившимся у него на пути? За какие заслуги небожители, которым она неустанно молится, наделили её способностью преодолевать самые немыслимые трудности, приспосабливаться к любым условиям? Сколько ещё жизней отведено этой дикой кошке?
– Зачем ты спасла меня? – наконец озвучиваю я один из главных вопросов, терзающих меня последние сутки.
Хелена отодвигается немного и заглядывает мне в глаза. Я чувствую этот пронзительный взгляд даже сквозь темноту – всем телом, каждой его клеточкой, – и мне становится неуютно.
– А ты бы не пришла мне на помощь?
Почему она спрашивает, неужели не знает ответ. Неужели серьёзно верит, что способна разбудить во мне родственные чувства или вызвать сострадание. После того, как жестоко убила нашу мать. После того, как подвергла опасности Киру. Или просто надеется вызвать у меня тем самым чувство вины? Но разве я в чём-то виновата перед ней?
– Я пыталась убить тебя, – напоминаю я.
Хелена прикрывает веки и начинает перебирать под одеялом мои пальцы – массировать фаланги, сплетать со своими.
– Ты была напугана, я всё понимаю. Мною завладела тьма. Но я не хотела причинять тебе боль. Иногда я просто не осознаю, что делаю.
Где её демоны сейчас, какое очередное коварство задумали? Дремлют ли, или же отступили вовсе?
– Я никогда не смогла бы убить тебя, – шепчет Хелена. – Мы связаны с тобой, мы были вместе с самого начала. Вот здесь.
Задрав край свитера, она прикладывает ладонь к моему животу, и я невольно вспоминаю, как этими самыми руками она однажды пыталась меня задушить. Но это осторожное прикосновение оказывается на удивление приятным и настолько интимным, что с моих губ слетает глухой вздох, а по спине пробегает волна мурашек. Как у этого хладнокровного могут быть такие тёплые руки?
– Но нас разлучили. Зачем они разлучили нас.
Хелена рисует на моей коже причудливые узоры, едва касаясь её кончиками пальцев, а потом подтягивает к себе колени и хватается за свой живот.
– Почему они разлучили нас.
Кем бы она стала, если бы не угодила в капканы религиозных фанатиков? Если бы из неё против воли не сделали монстра, безжалостного убийцу, способного лишь слепо следовать указаниям своих покровителей. Если бы у неё был хоть кто-то, кто действительно бы о ней заботился. Не для корыстных целей, а из самых благих намерений. Кем бы тогда выросла эта дурёха?
Хелена всхлипывает и утирает нос тыльной стороной ладони.
– Прости меня, сэстра. Я сделала много плохих вещей, – качает она головой, обхватив колени руками. – Кроме тебя, у меня никого не осталось. Пожалуйста, не оставляй меня.
Демоны, прошу, не возвращайтесь. Позвольте ей выкарабкаться из этого ядовитого дурмана безумия, позвольте прояснить разум и мысли, пробиться ростку её настоящей сущности, дремавшей в недрах сознания все эти долгие годы. Дайте же, проклятые, остаться такой навсегда.
– Иди сюда, балда.
Я притягиваю Хелену к себе, а она утыкается носом в шею, продолжая тихо всхлипывать. Мы лежим так, обнявшись, довольно долго, и я даже успеваю забыть, что ещё недавно ёжилась от холода – рядом с Хеленой, оказывается, никакого одеяла не надо. А через какое-то время она отстраняется немного, чтобы видеть мои глаза, и вновь пристально смотрит на меня.
– Сэстра?
– Что?
– Мы теперь всегда будем вместе?
– Да, – говорю я то, что она хочет услышать, прекрасно зная настоящий ответ.
Хелена улыбается, так по-детски и искренне – эту улыбку не способен утаить даже ночной мрак, – и внезапно прижимается к моим губам своими. Поцелуй, сухой и такой неуклюжий, длится всего несколько мгновений, я и понять ничего не успеваю, после чего Хелена вновь обнимает меня за плечи и кладёт голову на грудь.
– Я люблю тебя, – сонно протягивает она.
– Спи, завтра нас ждёт насыщенный день.
– Сэстра?
– Ну что?
– Мне нужно тебе кое-что сказать.
Я терпеливо вздыхаю. Похоже, эта ночь никогда не кончится.
– Говори.
– Кажется, я проголодалась.
– Потерпи до завтра, балда, – усмехаюсь я, крепче прижимая к себе Хелену.
– Не называй меня так.
***
Когда моя сестра думает обо мне, о чём именно она думает?