Побег, Дэйв/Курт, G, драббл

[grush-a]

Небольшая зарисовка, писалась для драббл-тура.

Название: Побег
Персонажи: Дэйв, Курт
Рейтинг: G
Жанр: ангст
Размер: Драббл, 753 слова
Статус: Закончен
Примечание: Писалось по заявке Т03-25: "Один из хористов (на выбор) получает возможность путешествовать во времени. Возвращаясь в прошлое, пытается исправить свои ошибки. Жанр любой. "

«Побег из Шоушенка» всегда был моим самым любимым фильмом, который за всю свою недолгую жизнь я пересмотрел бесчисленное количество раз. Я отчётливо помню сцену, где старина Брукс кормил голубей, в полном одиночестве сидя на лавочке и надеясь, что Джейк, иссиня чёрный ворон, то единственное живое существо, которому он был по-настоящему нужен, когда-нибудь прилетит его проведать. Вот только он так и не появлялся. Как просыпался поздней ночью от кошмаров в пустой комнате, протирал взмокший лоб и испуганно оглядывался по сторонам, пытаясь понять, где находится. Тяжело дыша и с трудом сдерживая стон отчаяния от того, что никого не было рядом. А ещё я отчётливо помню сцену его самоубийства. То, как этот старик, прижатый прессом безысходности, собрал все свои вещи в небольшой чемоданчик, надел классический костюм и достал верёвку. Эта картина навсегда отпечаталась в моей памяти.

Я захожу в гардеробную, где меня поджидает отглаженный костюм-тройка. В последний раз я надевал его на выпускной бал, тот самый вечер, когда я в очередной раз сбежал от проблем, сбежал от самого себя, бросив Курта одного посреди тесного кольца учеников, наблюдающих за каждым его движением. Есть в этом даже что-то символичное. Сегодня мне тоже предстояло удрать, трусливо и позорно, от всего окружающего мира, от того, с чем я не нашёл силы справиться самостоятельно. Однако на этот раз жестокая реальность не сумеет меня догнать. Всё, подружка, набегались, ухожу в отставку.

Пока я застёгиваю пуговицы на рубашке, ко мне вдруг приходит осознание того, что обратного пути у меня нет, и решение это окончательное и бесповоротное. Но зародыш страха, такого детского, до дрожи в коленях, всё-таки продолжает душить сухим комком в горле. По щекам градом катятся горячие слёзы, пальцы предательски не слушаются, когда я пытаюсь завязать шнурки на вычищенных до блеска ботинках, но я по-прежнему не собираюсь отступать. Я должен довести хоть что-то до конца, одно единственное дело, в котором я перестал сомневаться, свой постыдный побег – «Побег из Собственной Жизни». Проплыв через реки дерьма, подобно Энди Дюфрейну, я всё же выберусь на свободу, и ничто не сможет меня остановить. Ничто.

В руке зажат кожаный ремень. Нога плавно опускается на поверхность стула, за ней вскоре следует и вторая. Я прикрываю глаза, слушая собственное сердцебиение, пульсирующее в висках, облизываю пересохшие губы. На секунду мне даже кажется, что всё происходящее – лишь плод моего больного воображения, пугающие мысли, которые никогда не выйдут за грани моего сознания; только страшный сон, вроде тех, что мучили беднягу Брукса. Пока я не открываю веки и не смотрю на пряжку в своей подрагивающей ладони. Разглядываю её какое-то время, будто спрашивая совета у этого бездушного куска металла, после чего подношу к своей шее, как вдруг слышу дверной замок, растворившийся в тишине пустого дома. Я стою, не шелохнувшись, словно забыв о своих намерениях, прислушиваясь к каждому шороху. Затем, наконец опомнившись, уверенно оборачиваю ремень вокруг своего горла и пытаюсь застегнуть пряжку. Нет, как я уже сказал, на этот раз ничто не сможет меня остановить. С этого момента Дэйва Карофски не существует, кто бы ни стоял за дверью.

Однако повторившаяся трель зарождает во мне сомнения. Я дал себе обещание, и теперь не имею права его нарушить. Вот только какое-то необъяснимое чувство, непонятная смесь предчувствия и тревоги, застаёт меня врасплох. Я опускаю одну ногу на пол, придерживая спинку стула, а монотонная мелодия тем временем раздаётся снова, и снова, а за ней следует и судорожный стук в дверь, заставивший моё сердце пропустить удар.

Я понимаю, что поступаю неправильно, в очередной раз, но всё же выхожу из своей комнаты и неуверенно спускаюсь по лестнице. Когда я достигаю нижней ступеньки, шум постепенно прекращается, стук становится всё слабее, и дом опять заполняется былой тишиной. Медленно продвигаясь шаг за шагом, я подхожу к двери и проворачиваю замок, потянув на себя ручку, после чего вздох от явившейся моему взору картины тут же застывает в моём горле. На пороге, обхватив руками колени, сидит Курт, громко всхлипывая и жадно глотая ртом воздух. В груди у меня моментально словно что-то сжимается, начинает щемить, так больно, что приходится стиснуть зубы. Я молча смотрю на его спину, всё ещё боясь пошевелиться, пока он не поворачивается и не бросает на меня взгляд заплаканных голубых глаз. А я внезапно понимаю, что жить, оказывается, можно было хотя бы ради них.
Курт всматривается в моё лицо, достаточно долго, затем подрывается с места и бросается ко мне на шею. Я неуклюже приобнимаю его вздымающуюся от рыданий фигуру, а он отрывисто проговаривает:
– Я думал... Я опоздал... Дэйв... Я думал...
– Всё хорошо, Курт, – почему-то шепчу я, крепче сжимая его в объятьях.
– Не делай этого, пожалуйста... Прошу тебя...
Выпустив из рук ремень, зажмуриваюсь и так же тихо выдыхаю:
– Не буду, Курт. Не буду. Теперь уже точно.